Любой путешественник знает: если хочешь остаться жив — никогда не покидай Белокаменную Тропу. Старая, проверенная, а самое главное — охраняемая государственной егерской службой, Белянка — лучший способ передвигаться по бескрайним просторам страны. Разбойников тут не бывает вовсе, путники встречаются часто, ухабы и ямы быстро заделывают. Ехать одно удовольствие, а если сломается телега, то добрые люди помогут. Но главное, что делает Белянку самым надежным путём — это харчевни и постоялые дома, которые встречаются вдоль дороги примерно раз в час. Еда, вода, ночлег, проводники всех мастей, дамы и господа для утех — все это присутствует в избытке, а значит путник может быть уверен, начав свой путь по Белянке — он не только достигнет цели своего путешествия, но сделает это с комфортом и в безопасности.
Но что творится за пределами Белянки? Никто толком не знает. Белокаменная тропа — это цивилизация, а вот за её пределами творится черт знает что. Видишь тропинку идущую в сторону? Без проводника лучше не соваться. В лучшем случае, там будут деревни и села, в которые лет триста не приезжали иноземцы. В худшем — страшные и опасные уголки мира, в которых еще жива магия, мистика, демоны, черти, духи и бог знает, что еще.
Не понимаете о чем я? Давайте я расскажу вам историю моего троюродного дядьки, который однажды вез обоз с капустой и попал в передрягу. Начиналось все безобидно…
Двигался как-то, значит, мой дядька по Белянке в полной уверенности, что доедет спокойно, без каких-либо приключений. Маршрут привычный из одного села в другое, ездил так сто раз, никаких проблем не было. Но ждал дядьку сюрприз.
Заехал он на холм и видит — разбитый патруль егерской службы. Лежат трое служивых, будто мертвые, тела в крови, лошадей нет, убежали видимо. Что любопытно — Старшего егеря, который патрулем руководит, нигде нет.
Дядька спрыгнул с телеги, пошел проверить — есть ли кто из служивых живой, да куда подевался Старег (так у нас их коротко называют). Проверил — померли все молодцы, на телах следы когтей огромных, а тела Старшего нигде нет.
И тут из чащи выбегает Старег, тоже весь в крови, в руках мушкет и кричит: “Мужик, прыгай в экипаж, спасаемся”. Дядька не дурак, запрыгнул на свою телегу. Старег к нему бежит, и тут из чащи вырывается за ним медведь. Да не простой, а янтарный. Это тот, который в три раза больше бурого. Старший прыгнул на телегу, дядька дал ходу, медведь махнул лапой, да не достал.
— Ох, еле ушли, — говорит радостно дядька Старегу.
— Шиш там, — отвечает служивый, — он за нами бежит.
Дядька оглянулся и действительно, медведь не просто бежит, а несется за ними и вот-вот нагонит. Душа в пятки ушла, лошадей торопить бессмысленно, они и так со всех сил скачут.
И тут дядька вспоминает, что они на холме и приходит в голову мысль неприятная:
— Служивый, нам сейчас с холма спускаться. Если не притормозим, лошади ноги поломают на склоне…
— Притормозим — нас это чудище догонит, — отвечает старшина, вытирая рукавом кровь с лица.
— А с мушкета в него пальнуть?
— Да не берут его такие глупости, — Старший помахал многозарядным мушкетом. — Три раза в него успели выстрелить, ему — ничего.
— Получается, верная смерть, — сказал дядя и оглянулся. Медведь не отставал.
— Есть идея, мужик. Тут от Белянки налево тропа уходит, ровненькая, не крутая. Идет по лесу недолго. Мы туда свернем, да будем мчать, пока чудище от нас не отстанет.
— Свернуть с Белянки?! — с тревожностью спросил дядя.
— Ну, иначе верная смерть, сам говорил, — ответил служивый.
Дядя подумал, посомневался, но план принял. Так они и поступили. Свернули… на свою голову.
От медведя удалось оторваться, план сработал. Животина их, якобы, гнала еще час (но это дядя, наверное, преувеличивает), но в результате мишка бросил погоню, да пошел в чащу по своим делам.
Дядя и Старег притормозили, развернулись. Поели капусты немного, познакомились, поговорили маленько. Как восстановили силы, стали планировать возвращение на Белянку. Но не тут-то было.
Дорога, по которой они сюда приехали, превратилась в тупик! Дядя уже подумал, что с ума сошел, но служивый его успокоил, мол, все нормально, за пределами Белянки чудеса и мистика происходят, дело житейское. Но все равно надо обратную дорогу искать. Стали колесить кругом, искать маршруты да пути, как назад вернуться.
Провозились так до глубокой ночи, но Старег по звездам нашел маршрут, как к Белянке выбраться. По нему и отправились. Дорога была плохая, разбитая, поэтому катились медленно, но лучше, чем в лесу ночевать.
Ехали лесом, ехали полем. Что хорошо, делали это без приключений. Старший, который всю дорогу был угрюм и сосредоточен, начал улыбаться, мол, еще немного и на Белянку выедем. Но и тут их судьба просто отпускать не собиралась.
Катились они по темному лесу, на небе тучи, чернота кругом, не видно ничегошеньки. Аж глаза устали. Выехали из лесу, луны из-за облаков показались — стало кругом светло. Дядька и Старег залюбовались красотой леса, природы, так еще и справа озеро раскинулось, а в его глади Большая луна бело-синяя отражается, красотища. Будто и не потерялись, а отдохнуть выбрались в места живописные, едут по сторонам глазеют, наслаждаются видами.
Дергает дядьку Старший за рукав и говорит:
— Я вижу плохо, глянь, что это там на краю озера? Дядя посмотрел, куда служивый ему пальцем тычет и своим глазам не поверил — корабль, гигантский, с парусами. Оно понятно, когда такие корабли по морю ходят, но по озеру. На кой черт нужен почти что фрегат на озере?
Будто услышав мысли дяди, корабль пришел в движение, причем не плавно, а резко, сорвавшись в сторону их телеги.
— Это корабль и он в нашу сторону плывет.
— Не плывет, а идет, — поправил служивый. — Но нам-то что? Они на воде, мы на суше. Пока он сюда доплывет, пока они на лодки пересядут, пока до берега доплывут, мы уже спокойно уедем.
Дядя глянул на корабль и понял, что старшина ошибается и ошибается жутко. Судно не только не сбавило ход, но ускорилось, двинувшись не напрямую к телеге, а чуть вперед.
Лицо Старега, на котором была уверенность, становилось все мрачнее и мрачнее. Резкое и неестественное движение корабля явно его беспокоило. Но что поражало больше всего, так это то, что судно на огромной скорости летело в берег и не останавливалось:
— Он же так на мель сядет, — тихонько сказал служивый.
Корабль на огромной скорости не стал тормозить, не сел на мель, а просто сменил воду на землю и продолжил свое уверенное движение, рассекая не водную гладь, а сушу. Судно прошло по берегу, преодолело небольшое поле и остановилось впереди телеги, перегородив им дорогу.
— Может, развернемся? — сказал дядя, понимая, что у них есть место для маневра.
— Нет, мужик, нас просто так не отпустят, — ответил Старег. — Поезжай к кораблю, они явно что-то от нас хотят.
Доехав до корабля, они увидели на палубе всего одного человека. Он их пальцем поманил да веревочную лестницу скинул, мол, поднимайтесь. Дядька лезть не хотел, но Старший его поторопил. Говорит на ухо: “Не люди это, а духи эпохи прошлой. Они не знают жизни нашей, с ними надо аккуратней”.
Залезли дядька и Старег на корабль. Человек, что их пальцем манил, стоит на палубе и выглядит, чертяка, не как дух, а как самый обычный мужик. Одет в какие-то лохмотья зеленые. Говорит тихо:
— Я — капитан этого корабля. Зовут меня Зелёный Стук, — сказал мужик и топнул своей деревянной ногой, окрашенной в зеленый цвет. — Вы по нашим землям путь держите. Вы нам должны. Растерял я команду в своих походах. Мне нужны новые люди. Я призываю вас стать частью этого великого корабля!
Старег наклонился к дядьке и говорит: “Он нас так просто не отпустит. Кто-то из нас должен принять предложение. Ты мне жизнь спас, мужик, поэтому я соглашусь. Надеюсь, хоть тебе дадут уйти”. И, не дождавшись ответа дядьки, громко сказал:
— Будь по-твоему, капитан, я вступлю в твою команду.
— Соглашаешься ли ты принять на себя ответственность за наши грядущие путешествия? Готов ли ты охранять груз этого корабля ценой своей жизни, а если не справишься — то пойдешь ко дну, как этот самый груз? Будешь ли следовать каждой моей команде?
— Да, — грустно сказал Старший, принимая на себя всю тяжесть подобной клятвы.
— Будь по-твоему, — громко сказал капитан и хлопнул в ладоши.
Как по волшебству, красивый китель Старшего егеря растворился в воздухе, а место его заняли зеленые лохмотья, как у капитана, только хуже. Единственное, что отличало человека от капитана, это кандалы, но без цепочки, их соединяющий. Просто два увесистых ржавых браслета на ногах. Удивительно, они только появились на щиколотках служивого, но из под них уже подтекала кровь.
Капитан повернулся к дяде, указал на него пальцем и сказал:
— А ты, ты берешь на себя эту клятву?
— Нет, — неуверенно ответил дядя, — не беру.
— С какой это стати? — взревел капитан.
— Я перевозчик овощей, я не гожусь для корабля. Да меня и семья ждет дома, я их кормилец, мне нельзя быть от них далеко… И сердце у меня больное.
— То есть ты не хочешь бороздить просторы этого мира в погоне за богатством? — с недовольством спросил капитан.
— Богатство — это хорошо, но мне дочку воспитывать надо. Богатство сначала обрести надо, а за овощи мне уже сейчас платят.
Лицо капитана исказила гримаса, он начал глубоко дышать, повернулся, схватил бочку, стоявшую за ним, и опрокинул её на палубу. От громкого удара дядя и Старег съежились, ожидая еще какой-то выходки, но капитан поковылял из стороны в сторону, успокоился и снова повернулся к дяде, опять выставив палец в его сторону:
— Будь по-твоему. Проваливай с корабля! Ты тут не нужен.
Дядя, отказываясь, даже не думал, что это сработает. Он ожидал, что капитан своим волшебством наденет на него кандалы, но моряк в лохмотьях действительно отпускал его.
Дядя замер на месте, не понимая, что ему делать. Он тихонько спросил:
— Я могу идти?
— Да, иди! Проваливай, червяк! Трус, — крикнул капитан, а после тихо прошипел, — каждый дурак может о дочери заботиться, ты попробуй грабить галеоны!
Дядька хотел тут же схватиться за веревочную лестницу, спуститься, но остановился, повернулся к старшине и быстро проговорил на ухо:
— Спроси, вдруг тебе тоже можно уйти? Видишь, как он меня отпустил?
— Нет, я уже согласился, дал клятву, надо до конца идти.
— Так ты ж егерь, не моряк! Спроси, может, отпустит?
— Нет, нельзя.
Дядька удивленно взглянул в глаза старшине и понял, что тот останется на корабле.
В общем, спустился он обратно на сушу, сел в свой обоз. Судно, не разворачиваясь, пошло дальше, в глубину леса. А дядька, успокоившись, поехал по дороге и выехал скоро на Белянку. С тех пор, как говорит дядя, ни на шаг от Белянки не отходит при любом путешествии.
Вот сколько раз слышал эту историю от дядьки, спрашивал его: “Что ты там такого увидел, что понял, что он с тобой не пойдет?”. Он так мне на этот вопрос ни разу нормально и не ответил. Просто говорил: “Когда разглядишь в глазах такое, поймешь”. Так я из него и не вытянул, что же такого он в глазах Старега увидел.
Сначала я думал, что он мистики нагоняет, чтобы историей впечатлить, но один раз мы напились на празднике семейном, начали мужиками, как принято, барагозить. Забарагозились так, что дядьку потеряли. Я его нашел в сарае, а он, вопреки общему веселью, на сене лежит, плачет и приговаривает: “Ну что же, ты, Старшенький, пойдем, пойдем”.
Но даже после того случая, я эту дядину историю никогда не понимал. Думал — чего расстраиваться от того, что этот Старший егерь сам себя сберечь не захотел? Видел же на что себя обрекает, голова на плечах вроде у него была, чего сам не отказался?
Думал я, признаюсь, высокомерно. И научила меня история, которая недавно произошла со мной. И, что забавно, она связана тоже со съездом с Белянки. Вот что со мной случилось…
Клянусь, я не дурак! Да, может, образования нет, в университетах обучен не был, но голова на плечах есть, думать умею. Но в тот раз, вопреки всему жизненному опыту, повел себя как последний дурачок…
В общем, ехал я по Белянке отвезти родственникам инструментов, которых у меня в избытке, а им они понадобились для строительства амбара. Ездил так тысячу раз, никаких проблем. Путь занимает всего три дня, природа вокруг красивая — катись на своей телеге да наслаждайся.
По привычке остановился в “Жирном Гусе” — кормят там отлично, комнаты для сна просторные, один из лучших постоялых домов в округе. Приехал туда в середине дня, решил и заночевать. Мог бы и дальше остановится, но очень хотелось прославленного кисло-сладкого жаркого с зайчатиной, что тут подают.
Зашел я в трактир, а она там за столом сидела, ко мне спиной. Я таких волос, как у нее, никогда не видел. Огромная, раскидистая копна бронзового цвета, в наших краях такого ни у кого нет. Меня иноземки пугают обычно, но, признаюсь, и интерес вызывают иногда. Я мужчина немолодой, конечно, но кое-какие силы остались и человеческие потребности мне не чужды.
Потом она ко мне повернулась, заметила меня, посмотрела в глаза и улыбнулась. Что в моем сердце произошло! Если б можно было прямо сразу позвать её свадьбу играть — тут же бы это сделал.
Почему меня не смутило то, что она сама ко мне подошла, заговорила? Не знаю… Да вру я, знаю, конечно. Просто я подумал, что у нее, как и у меня, в сердце костёр запылал от нашей встречи. Поэтому, когда она через пару часов попросила довезти её до дома, естественно, я согласился. Жила она, вот незадача, не на Белянке, а чуть в стороне.
И тут хотя бы, как опытный путешественник, я должен был неладное заподозрить, но ничего — съехал с Белянки, как миленький, покатил вглубь незнакомой чащи.
Надо отдать ей должное, она — грабительница, но не жестокая. Когда мы доехали до засады, её подельники из кустов выскочили. Не издевались, не унижали, просто отняли телегу с инструментами под дулами мушкетов, вытрясли денег из кармана, да и уехали. Не убили и на том спасибо, но эту бронзовую копну надолго запомню… Вот и урок всем мужикам — если ты лысоват, с пузом среднего размера, а на тебя обращается внимание дама — жди подвоха. Может, я и не прав, но по мне — скорее налим из реки пешком в гости придет, чем на меня любая женщина сама посмотрит. Что уж говорить про таких красавиц...
Но отбросим нытье и вернемся к моему приключению. Так я и остался посреди незнакомой дороги, ехать не на чем, в карманах пусто. Делать нечего, поплелся пешком обратно. Но, как у моего дяди, обратно по тому же пути вернуться было нельзя. Ровная, широкая дорога превратилась в тупик.
Будь проклята мистика этих мест! Живем вокруг Белянки своей обычной жизнью, привыкаем, что раз дорога есть — то по ней можно ездить туда-сюда. А потом выбираешься подальше от цивилизации куда-то в сторону и понимаешь, что тут правил никаких нет, творятся чудеса. Я их терпеть не могу! Люблю, когда в жизни все понятно, четко, ясно. Есть дорога — значит она должна быть всегда, а не появляться-исчезать, когда ей вздумается.
Но внезапный тупик — это полбеды. Я повторюсь, высокой грамоте не обучен, но умею по положению лун ориентироваться даже днем. Рассчитал, прикинул куда надо идти, выдвинулся. Иду, даже настроение как-то поднялось, бодрость духа стала присутствовать. В какой-то момент подумалось, что успею на Беляночку выйти до кромешной тьмы — такая дорожка попалась ладная, вилась прямо туда, куда меня мой внутренний компас вел.
Вывела меня эта тропиночка к полю красивущему. Трава по пояс, так ещё и цветочками все усыпано фиолетовыми. Я на горизонт глянул и будто заметил Белянку. Обрадовался, сердце забилось, подумал — срежу через поле, да всё, закончились мои скитания по этим богом забытым местам.
Иду по полю и чувствую — чего-то голова тяжелеет. Сначала думал, что просто устал, к вечеру я успел уже набродиться. Еле дошел до середины поля, сил не осталось, сел отдохнуть. Присмотрелся я к цветочку, взял его в руки, покрутил, а из него — раз! и семечки вывались ярко желтые, маслянистые. У меня душа в пятки ушла. Батюшки! Только тут-то я и понял, что никакие это не цветочки полевые, а целое поле легруфии…
Я легруфию в цветении никогда не видел, а вот в виде семечек — пожалуйста. Поймают егеря с такими на Белянке — бока тебе напинают, отберут и тут же их сожгут.
Иноземец удивится — к чему такие меры? Да к тому, что если семечки легруфии понюхать с пяток минут, то начинают с человеком интересные события происходить. И нет, не как от пива какого-нибудь, которое выпьешь и настроение меняется. С этими семечками дела хуже — у тебя видения начинаются, мысли в голове ходят ходуном, но самое главное — будто ты перестаешь своим телом управлять, а вместо тебя за это берется какой-то бес. Не зря легруфию в народе называют “финалки”, потому что если её нанюхаться, то всё — может, это и финал твоей жизни.
Я попытался встать, убежать с поля, но даже двадцати шагов не пробежал, ноги заплелись, я упал. Полежал еще чуть-чуть, а потом все — чувствую, как власть берет бес, а я только смотреть могу. И пошло дело…
Сначала я увидел Большую луну и понял, что хочу её за горизонт затолкать обратно, чтобы день настал — побежал за ней.
Когда до меня дошло, что до луны не добежать — понял, что как-то веду себя по-хамски, ведь я ни с кем из окружающих не поздоровался. Начал копать яму, чтобы поприветствовать крота (слышу, он где-то рядом, собака).
Пара мгновений (а может и часов) и вот я уже бегу по лесу, надеюсь убежать от наступающей осени.
Запнулся о камень — познакомился с ним, пытался его уговорить, чтобы он меня усыновил.
Потом ничего не помню.
Затем я уже стою на берегу реки и жду, пока она вся вытечет, чтобы дальше пройти.
Опять ничего не помню.
Последняя вспышка — я стою на каком-то холме, вижу город и кричу на него, чтобы он ко мне подошел, потому что у меня нет сил до него идти.
И вот только в середине ночи бес наконец-то успокоился и я очнулся сам себе хозяином. Что меня больше всего удивило в этот момент — город, на который я кричал, мне не померещился, он был настоящий. Но что еще удивительнее — этот город был большой, красивый, с домами из серого камня.
Это подозрительно... На нашем континенте всего семь городов и каждый житель их знает по картинам. Я был только в трех, а остальные четыре — знаю досконально по рассказам и рисункам, хотя ни разу не был. Вывода два: либо я с континента убежал, либо нашел какой-то чудной город. Учитывая, как далеко я был от Белянки, второй вариант казался правдоподобнее. Но от этого становилось только еще жутче.
Что это за поселение? Учитывая мистику этих мест, это мог быть мертвый город с призраками, мираж. Или, что еще страшнее, город… Но не человеческий.
Я долго думал о том, стоит ли туда спускаться — магические силы меня всегда пугали и очень не хотелось ввязаться в историю, наподобие той, в которой оказался мой дорогой дядюшка.
Но с другой стороны — я чувствовал себя очень плохо после похода через легруфиевое поле. Хотелось пить, есть, помыться, а самое главное — прилечь.
Почесал голову, да и решил, что отдамся в руки судьбе и попытаю удачи в городе. Спустился, дошел до первых домиков. Вблизи домики оказались еще красивее, чем издалека. Видно было, что они стоят здесь ни один век, да и еще ни два сдюжат. Окошечки тоже были чудные — красивые ставни из темного дерева и резные рамы.
Таких богатых домов я не видел нигде, а уж про мой поселок — промолчу. Даже первые богачи не могли себе позволить ничего из того, что тут было на каждом доме. Но самое поразительное я приметил потом — над каждой дверью мелькал маленький огонек света. Я сначала подумал, что там свеча маленькая, но от огонька не было тепла, только тусклый, но свет.
В общем, шел я по окраинной дороге и просто любовался домиками. Ну а что еще делать? Стучаться как-то было неудобно, надеялся прохожего встретить, да и его расспросить, что это за место и как мне отсюда до Беляночки добраться.
Единственное, что мне сильно мешало — это неровная дорога. Опять же вещь небывалая в моих местах — дорога, вымощенная камнем! Я про такое слышал, но не видел...
Иноземец удивится — я же сам упоминал тут Белянку, у которой полное название — “Белокаменная тропа”. Она что, не из камня? Нетушки! По этому легко можно отличить местных от тех, кто издали приехал. Белянка, несмотря на свое название, совсем не из камня. А “белокаменная” она потому, что все указатели сделаны на больших белых камнях, которые то тут, то там расставлены на обочинах. Но это легко вводит в заблуждение тех, кто впервые на Белокаменной тропе оказывается — “камни” в название есть, а под ногами — нет. Как часто бывает в наших местах — правда жизни оказывается скромнее даже наших сдержанных ожиданий.
Так вот — всем хороша эта каменная тропа, но она почему-то выгнута к центру. Идешь, камни мокрые и ты постоянно в эту колею скатываешься. Может, у них телеги пошире и до этой впадины посередине им дела нет, но идти — очень неудобно. Пару раз я даже чуть не упал. А моя головушка не выдержала бы даже легонького удара, раскололась бы.
Шел я так, шел. Никого не встречал. Тут слышу у меня за спиной открывается дверь, меня подзывает мужик и говорит:
— Ты чего на улице делаешь? Дурной что ли?!
— Я не дурной. Я заблудился, дошел до города, решил помощи искать.
Мужик не стал ничего говорить, выбежал, затолкал меня в дом, закрыл дверь, посмотрел в окошко.
— Иноземец что ли? — уточнил он и легко улыбнулся.
— Ага, так-то я из поселка Прибрежного, но съехал с Белянки, потерялся, да вот и оказался здесь.
— Гость получается! Гости — дело почетное, — сказал мужик и радостно хлопнул меня по плечу. — Добро пожаловать к нам… Только ни поселка такого, ни Белянки я не знаю.
— Как это не знаешь? Белянку все знаю! — ухмыльнулся я.
— Все-все, да не я. В нашем городе такого названия, я уверен, никто не слыхивал. А если и знают, то только в Обществе Путешественников “Ноги”.
— “Ноги”? — уточнил я.
— Ну да. Имя у Общества такое. Что не так?
— Не знаю… Звучит странно.
— Почему странно?! Чтобы путешествовать, надо ногами двигать, правильно? Поэтому такое и имя.
Пусть смысл в словах мужика был, но от объяснения название не стало звучать менее странно.
— Слушай, а чего ты меня так торопил к себе зайти? У вас тут на улицах разбойники что ли?
— Пфф, нет тут разбойников! Город двигается.
Услышав ответ, мне потребовалось пара мгновений, чтобы точно обдумать сказанное. Я упустил какое-то слово? Ослышался? Как вообще это понимать?
— Что-что говоришь? “Город двигается”?!
— Ну да, он же всегда двигается. Ночью — больше. На улице опасно. Не сильно, но лучше ходить аккуратнее. Так что надо дома сидеть спокойно, тут ты в безопасности, все хорошо… Ты ж с дороги, наверное, устал, гость дорогой. Какие я почести тебе могу оказать? Еды, воды?
Услышав этот вопрос, я ощутил насколько был вымотан и никакое “движение” города меня не беспокоило так, как желание выпить свежей воды и чего-то перекусить.
— Спасибо. Я бы от всего не отказался…
— Так что стоишь? Пойдем на кухню, я тебя угощу, — мужик поманил меня за собой вглубь дома.
— Давай, хозяин, спасибо тебе! А то я просто попал в передрягу… Оказался в поле легруфиевом случайно, нанюхался их семечек.
Мужик повернулся ко мне и выпучил глаза.
— Семечек нанюхался… Ты про финалки что ли?
— Ага, — радостно кивнул я, — вроде ты с других земель, а знаешь, как у нас они в народе зовутся.
— Ты что, дурной? — сказал хозяин и погрозил мне кулаком.
— Да чего ты обзываешься опять… Я ж сказал: “случайно”. Я не из тех, кто таким балуется!
— Ой, я не про это, — махнул рукой мужик. — Тебе в кровать надо срочно!
— Ну, я устал, конечно, но сначала бы воды выпил и закусил чем-нибудь, — спокойно ответил я, приняв его слова за обычные хозяйские хлопоты.
— Темнота! У этого ж даже название есть: “финалковые ложные силы”. Ты этой гадости нанюхался, пробегал поди много часов, а сейчас ходишь, думаешь, что силы у тебя еще есть. А их нет! У тебя тело истощено. Тебе перво-наперво надо поспать. Если срочно не ляжешь, а продолжишь бодрствовать — есть опасность, что в один момент дыхание перехватит и все, к праотцам улетишь. Ну-ка дуй в кровать!
Несмотря на то, что мужик излагал мысль убедительно, мне казалось, что он зря разводит истерику. Он привел меня в комнату.
— Не знаю, хозяин, ты точно не преувеличиваешь? Мне кажется, все у меня в порядке.
— Вот ты упёртый! Хочешь проверим? Давай договоримся — ты ляжешь на кровать, буквально на мгновенье. Если встанешь — пойдем на кухню, я тебя ухой вкуснейшей угощу. Если нет — то спи спокойно.
Я хотел что-то пошутить в ответ, но решил просто показать ему, что он не прав. Я снял сапоги, лег на кровать. Последнее, что мелькнуло у меня в голове: “А сил-то у меня еще…”, а дальше — темнота.
Проснулся я, а на улице светло, шумно, люди ходят. Я встал с кровати, пошел искать хозяина. Он хлопотал на кухне, что-то нарезал, по запаху, кажется, грушу.
— Ладно, ты прав, сил у меня было немного. Пару часиков, видимо, требовалось отдыха телу.
Мужик засмеялся и тыльной стороной руки поправил волосы:
— Часиков? Ты три дня проспал!
— Как три? — изумился я.
— Так. Финалковое опьянение — это тебе не шутка. В твоих краях, с этим, видно, мало знакомы, а у нас тут многие этим делом развлекаются. Если человек неопытный — убиться можно враз.
Я присел на табурет за столом и почесал затылок:
— Три дня! Да быть не может! Разыгрываешь меня?
— Первое, в наших краях над гостем насмехаться — дело постыдное. Ты, пока у меня здесь, считай мне родной. Кто ж над своими родными насмехается?! — спросил хозяин, замахав ножом, будто угрожая кому-то. — Второе. Что мне шутить, когда над тобой вон как судьба поизмывалась, что ты нечаянно унюхался до безумия. С животными удалось поговорить? — хозяин засмеялся и, не дожидаясь ответа, протянул мне руку, — меня Ихмарон зовут. Коротко можно Иша.
Я представился в ответ, но, как утверждал Ихмарон, он такого имени никогда не слышал. Странно, у меня самое обычное деревенское имя. Хотя бы на моей улице нас таких трое.
Поговорили мы с ним немного о том, о сем. Как я попал на поле, и как до поля меня ограбили, и про деревню свою родную рассказал. Он в основном вопросы задавал, да слушал. Казалось, искренне интересуясь моей самой непримечательной жизнью мужика из деревни. Сначала слушал, хлопоча по кухне, а потом уже сел со мной за стол, подпер рукой голову и явно наслаждался моим рассказом. Казалось, он мог слушать меня часами, но потом, ни с того, ни с сего, его глаза округлились и он сказал:
— Вот я палка глупая! Ты ж вернуться домой хочешь?
— Ну да, хочу.
— Тогда нам надо срочно идти в “Общество Путешественников”, чтобы узнать, как тебе отсюда выбраться.
— Это которые “Ноги”? Ну, срочно, так срочно, командуй хозяин. Надо — пойдем сейчас.
Хозяин выскочил к входной двери, накинул какое-то пальтишко странное и мы вышли на улицу. Я огляделся и пришел в полный восторг — при свете дня каменные дома выглядели еще богаче и изысканней.
— Ох, Ихмарон, ну у вас здесь и красота. Дома-то какие!
— Да я же говорю, Ишей называй. А так да, у нас тут красиво вообще. Так это я еще на краю города живу, ближе к центру — там вообще благодать. Здания старинные, церквушки, лавки со всякими безделушками. Ох, ну увидишь, я тебя сейчас проведу по тем улочками, которые не заняты. Иша свернул между домами и повел меня переулками. Мы шли, петляли, а я не мог прийти в себя от тех чудес, которые были в округе. Я, кажется, попал в самый красивый город на земле — аккуратненькие дома, приятные улочки, стеклянные окна. Я думал, что тут будут какие-то особенные люди, но нет, все выглядели, как путники на Белянки, ничего необычного. А то я уж подумал, что среди таких хоромов и жители должны ходить яркие, нарядные.
— Ты мне вот что расскажи, — сказал Ихмарон с улыбкой, — какого это по этой самой Белянке ездить? Говоришь, это большая дорога.
— Ага, большущая. Вот мы сейчас по улочке идем… Так белянка шире раза в три. Она, конечно, не из камня, как у вас. Но очень красивая. Петляет, кружится по полям, лесам, проходит рядом с озерами и даже морями. Длиннющая — жуть! Я по ней ездил много, но ни до одного конца не доезжал!
— Да ну тебя! — отмахнулся Иша, — не доезжал до конца?
— Еще б, как я до них доеду? В одну сторону месяц, в другую — два. Я, конечно, мужчина свободный, но столько времени мотаться по окраинам у меня нет.
— Так ты финалок нюхни немного и за день до самого конца добежишь, — сказал Иша, засмеялся и хлопнул меня по плечу.
— Нет уж, спасибо, — ответил я с улыбкой, — я теперь это дело буду обходить стороной. С ума сойти какие она вещи с тобой творит...
— А как время летит? Часы проходят, как минуты… Жуткая штука, особенно для тех, кто постарше. Лет с сорока принимать опасно. Кстати, тебе сколько?
— Тридцать шесть мне.
— Ого, ровесник получается. Как же мне повезло с гостем, у тебя рассказы такие интересные.
— Да обычные байки деревенского мужика, ничем я особенно не примечателен.
— А это, — спросил Иша и хитро улыбнулся, — барышня у тебя есть?
— Нет, у меня скромный достаток, за таких, как я, женщины у нас не ходят.
— У меня тоже дамы нет и по похожей причине — никому мой дом не нравится. Говорят, бедноватый.
— Бред какой, домище у тебя — ого-го.
— Мне самому нравится, — ответил Иша и грустно вздохнул. — Но по нашим меркам — скромноват.
— Так ты найди себе барышню не из местных. У нас в деревни за тебя драться будут.
— Правда? Заманчиво звучит, да не доеду я до вас.
— А чего бы и нет? Приезжай! Я вижу, что мужик ты нормальный. Я у тебя в гостях побыл, теперь твоя очередь. А? Ко мне вообще гости редко приезжают, я буду тебе рад.
— Ох, да в моем возрасте не принято уезжать отсюда, — сказал грустно Иша.
— Брешешь что ли? Какой “твой” возраст — мы ровесники. А в нашем возрасте еще можно всю Белянку исколесить!
— Да не принято у нас так, не принято.
Так за разговором мы дошли до места, где то самое “Общество” находилось. Иша уверенно открыл дверь и вошел внутрь. За столиками сидели мужчины и о чем-то переговаривались. Ихмарон, не обращая внимание на удивленные взгляды посетителей, прошел через зал и дошел до стойки, за которой сидел какой-то чудак в мантии.
— Доброго дня, — обратился к человек мой друг, — оказываете ли консультации жителям этого прекрасного города?
— Конечно, нам так предписывает устав. Что вы хотите знать?
— Во, — Иша ткнул в меня пальцами, — нашел потерявшегося иноземца. Надо ему помочь вернуться обратно.
— Иноземец? Это у нас дело редкое. Но постараемся помочь, чем сможем. Куда вы держите путь?
— Мне надо вернуться на эту, на Белянку, — сказал я.
— Белянка… Белянка…
— Белокаменная тропа, — уточнил я.
— Хм, я такого названия никогда не слышал, — сказал мужчина у стойки. — Я могу, естественно, уточнить по справочниками, но мне для начала надо знать о каких расстояниях мы говорим.
— Ох, уважаемый. Так вам расстояние я не скажу… Но, по моим расчетам — в трех-пяти часах пути.
Мужчина в мантии поднял глаза от книг и посмотрел на меня настолько выпученными глазами, что я побоялся, что они выпадут.
— Простите, — недовольно сказал чудак в мантии, — возможно вы неправильно поняли. Мы занимаемся путешествиями, а не побегами.
Я растерялся — что это вообще значит?
— Да я понимаю, что расстояния не наши, — встрял Иша, — но он же иноземец, гость мой. У них другие представления о жизни. Как не помочь человеку?
Тут неожиданно к стойке подошел еще один мужчина. Тоже одетый в мантию, но, кажется, в более богатую, да и седая аккуратная борода выдавала в нем человека возрастного и по осанке, кажется, более влиятельного.
— Я могу помочь вам, монсир. От нас есть одна тропа, которая ведет к Белянке, она начинается от Гладкой Часовни. Тропинка местами заросшая, но, я думаю, вы справитесь. Идти по ней часа три. Дойдете без приключений.
— Спасибо, — сказал я и улыбнулся от того, как быстро и просто разрешился мой вопрос, — я уж думал, что не смогу попасть домой.
— Пожалуйста, монсир. Могу ли я попросить вас лишь об одном, в качестве платы за мою помощь?
— Да, конечно, — ответил я.
— Не рассказывайте о том, что здесь увидели. Мы ценим наше уединение и не очень хотели бы внимания иноземцев. Спасибо.
— Как скажете. Я и не собирался рассказывать...
— Это славно, — перебил мужчина. — И знайте, что в обратную сторону этой тропинки нет, — и не дождавшись ответа, повернулся и покинул нас.
Выйдя на улицу, я спросил у Иши:
— Что это за мужчина?
— Это один из патронов “Общества”. Очень важные люди в нашем городе. Они редко общаются с обычным народом. Но его, видимо, заинтересовало, что ты не отсюда…
— Не знаю почему, но мне как-то жутко стало от его слов.
— Эти патроны… Не самые приятные мужички. Их у нас особо народ не любит, побаивается. Ну, главное, что он тебе помог. И славно! Теперь знаешь дорогу обратно. Можешь прогуляться немного, а потом домой дойдем, я тебя вкуснятиной угощу. У меня, например, говядина есть вяленая. Вкуснейшая!
— Ох, ну когда я от еды отказывался!
— А пивко? — спросил Иша и прищурил глаз. — Как насчет пивка холодненького? А?
— Нет, и все у него есть, гляньте на него!
Мы вместе засмеялись, Иша хлопнул меня по плечу:
— Ну что, ровесник, тогда короткая прогулочка и едим?
Я в ответ только показал ему вперед, мол, уступаю дорогу. Иша кивнул в знак благодарности и пошли мы с ним гулять.
Город в центре оказался еще удивительней. Вроде все дома похожие — но каждый особенный. Где-то лепнина, где-то балкончик кованый, где-то флажками фасад украшен. Один переулок (Иша сказал, что его называют “улица цветочников”) поразил меня — на каждом доме у крыши висели горшки с разнообразными растениями. Не улица, а луг, натуральный луг!
Дошли мы до часовеньки, как сказал Иша, одной из самых старых. Тоже любо-дорого смотреть — видно, что строение старое, пожившее, но ухоженное, чистое. У нас в деревне загадили бы давно. А тут ничего, моют регулярно, молодцы.
— Вот эта часовня была заложена одним бургомистром города лет триста назад. Там еще такая история смешная... Городской совет запрещал какие угодно строения, которые выше окружающих домов. А бургомистр, хитрая лиса, вот что придумал…
Ишину речь неожиданно прервал истошный крик, который раздался сзади нас. Кто кричит — видно не было, человек был скрыт в переулке слева. Удивительно, но не один из людей не оглянулся на крик, только я один смотрел в ту сторону. В какой-то момент я даже подумал, что мне просто послышалось или я спутал крик с чем-то другим. Но мои сомнения развеял повторный вопль, который раздался ровно из того же переулка. Было слышно отчетливо — кричит женщина. Кричит истошно.
— Так вот, — продолжил с улыбкой Иша, — он по всем окружающим домам прошел…
— Там женщина кричит. Ты не слышишь? — спросил я.
— Слышу, — коротко ответил Иша.
— Сходим посмотреть? Ей очевидно помощь нужна!
— Да у нас такое бывает, не обращай внимания. Мелочь поди какая…
— Иша, ну твою мать, ты ж вроде нормальный мужик. Как это не помочь человеку, который кричит? Неправильно это, надо идти.
Без лишних раздумий я двинул в переулок уверенным шагом.
Признаюсь, я много что ожидал увидеть, свернув в переулок. Грабителей, человека, задавленного телегой, даже какое-нибудь привидение меня не удивило бы, в конце концов я был вдали от Белянки. Но в тот момент выучил я для себя один урок — если ты простой мужик, то не пытайся угадать будущее — нет у тебя столько фантазии, чтоб предсказать безумие этого мира.
Я не ошибся — кричала действительно женщина. Я зашел в переулок, а она сидела на коленях и плакала. Но удивительным было то, сидя перед чем она плакала. Сначала мне показалось, что это была просто трехметровая стена изумрудного цвета. Но я подошел поближе и понял — это была не стена, а округлое тело чего-то огромного… И оно двигалось. Я вгляделся и увидел множество крупных чешуек, которые, переливаясь на солнце, образовывали защитный покров на теле этого гигантского существа.
Отойдя от первоначального ужаса, я присел рядом с женщиной:
— Что случилось?
— Сын, — всхлипывая сказала женщина, — мой сын там.
И женщина указала за изумрудную “стену”.
Я вскочил, развернулся и увидел Ишу, который стоял неподалеку сзади.
— Иша, женщина сына потеряла, надо помочь.
— Да не поможешь ей уже, — сказал грустно Ихмарон, — он, считай, покойник.
— Иша, побойся бога, что ты говоришь! Надо женщину выручить… Что это вообще за херовина такая?
— Я же говорил тебе… Город движется… Оказался парень не в том месте, не в то время. Или по глупости… Но ему уже не поможешь. Пойдем, я тебя говядиной угощу.
— Иша, ёб твою мать! Что ты несешь? Какая говядина?! У женщины там сын. Ты мне предлагаешь развернутся и домой пойти?
Иша ничего не стал отвечать, только развел руками.
Я был вне себя от ярости. Я повернулся, подошел к этой жуткой стене. Попробовал пихнуть её — меня откинуло назад. Попробовал ударить рукой — ощутил только влагу на холодном теле. Перелезть никакой возможности тоже не было.
От бессилия я стал колотить по этому странному телу, но не ощутил никакой реакции. Тут к женщине подошла старушка, взяла её за плечи и тихонько сказала:
— Ну все, будет тебе, будет. Надо прощаться, стол накрывать, бумагу подать в мэрию об утрате.
Женщина, не прекращая слез, встала, оперлась на старушку и пошла вон из переулка.
И стою я, значит, как дурак, пытаюсь помочь, а эта женщина сама уходит, будто все произошедшее — пройденный этап.
Такая меня взяла ненависть, аж затошнило от мерзости произошедшего. Я подошел к Ише и говорю ему:
— Пойдем домой. Только не надо мне зубы заговаривать про говядину и пиво. Ты мне расскажешь, что я такое сейчас увидел и что это за проклятый город.
Иша немного помолчал и начал:
— Может, ты и прав, что город у нас проклятый… Но я бы так не сказал. Просто у нас он такой… Скажем так, особенный. То, что ты видел — это часть повседневной жизни. Наш страж. Главный в этом городе. Его по разному зовут. Дракон, Змей, Правитель улиц. Давать ему имя у нас… Как бы сказать, считается греховным, опасным, поэтому мы зовем его просто “город”. Потому что он его часть. И не просто часть — он его властитель. Когда-то давно, сотни лет назад, он, будучи еще небольшим, выполз из нашего водоёма и стал по улицам ползать. Люди сначала его боялись, потому что он горожан, попадавшихся ему на пути, съедал. Но потом посмотрели и поняли, что он без лишней надобности жителей не ест, двигается предсказуемо и если ему на глаза не попадаться, то ты ему на корм не пойдешь.
— Боже, — ужаснулся я, — что значит “без лишней надобности не ест”? Почему вам вообще кажется, что это нормально, что ваших горожан жрет огромная змея?
— Ну... Он же тоже часть города. Ему тоже надо есть. Он питается людьми.
— Вы не пытались его убить?
— Нельзя его убить, ровесник, нельзя. У него чешуя изумрудная — её ни мечи, ни факелы не берут. Были умники, пробовали всякое, ничего ему не сделаешь.
— Но как можно так просто сдаться?! Он же вас жрет!
— Знаешь, — тут уже разозлился Иша, — ты такой умный! Думаешь, что гневаешься праведно. Но вот скажи мне, ползает здесь змея неубиваемая. Ничего с ней нельзя сделать. Много смельчаков за сотни лет пробовали — никто не преуспел. Вот и скажи мне, храбрец, что нам с этим делать?
— Сражаться. Прятаться. Бежать.
— Сражаться — пытались, не получилось. Прятаться — если все время прятаться, когда жизнь жить? А бежать — куда?
— Да хоть куда! Хочешь? Поехали со мной в деревню!
— Давай… Давай потом об этом… Я тебе еще не рассказал до конца. В общем, жила эта змея, росла-росла и доросла до того, что стала в ширину точно, как местные улицы. С того момента она растет не вширь, а в длину. И каждый день, без устали и отдыха она движется по улицам города. С тех пор, даже если какие улицы строим, ремонтируем, делаем это четко по ее размеру. Меньше — она дома разнесет, больше — не дай бог вширь вырастет… Но, на самом деле, с ней рядом не так уж и страшно жить. Чтобы не попасть ей на ужин, надо соблюдать несколько простых правил. Первое, не попадаться ей на глаза — она, когда видит человека перед собой, ускоряется. Как увидела — уже не убежишь. Второе, надо примерно знать её маршрут и избегать попадать на него. А то можно попасть в “колечко” и все, считай мертв уже.
— Что за “колечко”?
— Ну вот то, что с парнем случилось… Она, бывает, берет какой-нибудь квартал в кольцо и тебе не выбраться — ты окружен со всех сторон. И она медленно начинает круг сужать и сужать, в результате — остается один свободный пятачок улицы, а она перед тобой. Это смерть жуткая… Она с тобой поиграет, покидает вверх-вниз, а потом съест.
— Откуда ты знаешь, что она играет? Так кто-то выживал?
— Нет, ты что?! — махнул рукой Иша, — никто после встречи с ней не выживал. Людям просто из домов видно.
— Что?! — вскрикнул я. — Люди в этот момент видят, как человека жрет змея и не выходят ему помочь?
— Ну да… А чем поможешь? Драться с ней будешь что ли? Я же говорю, за столько лет ей никто ничего не смог сделать. А поверь, пытались, ох как пытались…
— Я даже не знаю… Ну а в дом к себе пустить, переждать, пока это чудище уползет.
Иша немного поморщился от слова “чудище”.
— Пускать к себе в дом — точно нельзя. Если тебя Город увидел, то считает, что ты ему принадлежишь, всё, никуда не деться. Даже если ты спрячешься в какой-то дом — он его своей мордой разнесет в поисках тебя. Вот и получается, что если незнакомого человека в дом пустишь, то и дом свой погубишь, и человека не спасешь. Зачем пускать-то?
Мне хотелось что-то ответить, закричать, начать ругаться, но я просто не находил слов. Все, что мне пришло в голову, это спросить:
— Ну если она вот так вот калачиком закручивается — она ж сама себя закрывает. Как она потом выползает?
— Так она легко через себя может перемахнуть! Да и вообще, она, если захочет, может своим телом тут все постройки снести, ползать по крышам и под её весом будут крошиться дома. То, что она ползает именно по улицам, но делает это аккуратно — её осознанный выбор. Ей это нравится. Ей сам город нравится, ей здесь… уютно.
Мы дошли до дома и Иша неловко спросил:
— Зайдешь покушать?
— Прости, я не могу здесь находиться. Меня с ума сводит мысль, что где-то ползает это чудовище и прямо сейчас пожирает людей. Пойду я, Иша, не серчай.
— Да я и… — сказал Иша и выдохнул. — Вынесу тебе узелок с едой и пойдем, отведу до тропинки.
Иша зашел в дом, оставив дверь открытой. Я успел бросить последний взгляд на богатое убранство и чудный свет, который лился прямо с потолка. Хозяин вышел из дома, передал мне узелок, закрыл дверь и повел меня за собой.
Шли молча. Ихмарон грустно смотрел себе под ноги, я — оглядывался по сторонам, боясь, что из-за поворота вылетит змея и посчитает, что я её угощение. Иша увидел мои мотания головой и грустно улыбнулся:
— Не переживай, она не здесь. Далеко, — он развернулся и указал на один из дальних холмов города, — вон, она сейчас там, рядом с птичьим рынком. Можешь дышать спокойно.
Эта мысль меня не успокоила, а раззадорила. И, когда мы дошли до места назначения и Иша указал мне на тропинку, я схватил его за воротник:
— Иша, Иша! Что же ты тут живешь? Пойдем со мной. Оставь этот проклятый город. Я тебе помогу, чем смогу. Построим тебе что-то. Жену найдем. Работу найдем честную, я тебя ремеслам обучу. Так же с ума можно сойти, когда живешь, а под твоим боком такое чудище ползает и жрет твоих соседей. Пойдем, а?
— Не могу я, ровесник, дела у меня тут. Да и кому я нужен там, в далеких землях?
— Мне. Ты же сам говорил, что у вас принято, что если человек в гостях — считай родной. Вот ты ко мне в деревню в гости поедешь — будешь мне, как брат.
— Спасибо, — сказал Иша и положил руку себе на грудь. — Правда. Очень ценю твои добрые слова. Но здесь моя родина, здесь я знаю жизнь. Да и прости за малодушие, домик тут у меня такой ладный, хороший. Не могу представить жизнь где-то вдали.
— Да я даже не говорю про жить! Просто на время. Считай, поехал в путешествие.
— Эх, нельзя у нас в долгое путешествие уезжать. Если дом пустует неделю — его могут другие жители занимать. Это правила такие, чтобы никто по округам не ездил.
— Господи, Иша. Что у вас тут за правила дурацкие? Человек должен иметь возможность жить. Ехать, куда хочет, смотреть мир и не бояться, что его сожрет огромный змей.
— Было бы здорово, ровесник. Но тут правила другие. Да, может, по твоим меркам, они дикие, но я так всю жизнь живу. Как сейчас я смогу что-то поменять? Лучше тут век дожить. Я единственное тебя попрошу… Вот ты насмотрелся тут всякого. Я вижу, что ты в ужасе, тебе страшно. Я тебя понимаю. Мне тоже раньше было страшно… Да и сейчас бывает, — у Иши на глазах выступили слезы. — Но я тебя об одном прошу. Вот ты как отсюда уйдешь, запомни, пожалуйста, что я был к тебе добр.
— В каком это смысле?
— В самом простом. Когда будешь вспоминать этот город, где на улице тебя может сожрать чудище; где ты не знаешь, насколько безопасно выйти на улицу; где мы привыкли, выходя из дома, прощаться с близкими… Просто запомни, что в этом городе, при всех его ужасах, был такой вот Иша, который тебе в сложную минуту помог, хорошо?
На моих глазах тоже выступили слезы. Я пожал Ише руку и обнял его за плечи.
— Запомню, ровесник. Запомню… Скажи, точно не хочешь со мной?
Иша посмотрел мне в глаза и уверенно сказал.
— Хочу. Но не могу. Ступай с богом.
Я, чтобы не разрыдаться, как ребенок, развернулся и пошел по тропинке в лес.
Идя по лесу, я вспомнил ту самую историю, которую рассказал мне дядя про Старега и понял, что в глазах Иши я увидел то же самое, что когда-то увидел мой родственник.
Что же я там увидел? Как и любые чувства, это сложно описать. Но я попробую.
Я увидел там и боль от пережитого ужаса. Я увидел горечь потерь. Я увидел скромную радость за те дни, которые удалось пережить. Я увидел робкую, затухающую надежду на то, что когда-то наступят лучшие времена. Я увидел равнодушие, которое было рождено не жестокостью сердца, а горьким опытом.
Но самое главное — я увидел полное бессилие. Отсутствие веры, что что-то можно изменить, что у тебя в жизни есть какая-то власть, что направление твоей судьбы хоть как-то зависит от тебя, а не подчинено воле города-змея.
Я будто увидел в его глазах мольбу: “Дайте мне пожить, прошу, дайте мне пожить”.