Спутниковая тарелка перестала испускать тепло и вся громоздкая конструкция медленно затихла. В первую очередь Девятый зашевелил пальцами, потом руками. Не открывая глаз и рта, человек приподнялся на локтях и замер.

— Братишка, почему такой конец у твоей истории грустный?! Так же хорошо начиналось… Но ты пока нам свою сказку надиктовывал, я тебе воды заказал. Угощайся, братишка, за мой счет, — сказал Борис и ногой тихонько стукнул по бутылке. — Что с тобой?

У Девятого было странное выражение лица — закрытые глаза, поднятые брови, опущенный подбородок, сомкнутые губы. Казалось, что он хочет издать вопль, но его рот не открывается. Наученный прошлым опытом, Девятый наощупь вылез из тарелки и стал шарить руками в поисках бутылки. Найдя её, он плеснул воды на лицо и начал растирать кожу. Проведя эту процедуру несколько раз, человек, наконец, открыл глаза.

— У меня как-будто лицо расплавилось, — объяснился Девятый.

— А то я думаю, что у тебя так физиономию раскорежило?! — сказал Борис. — Сейчас как, полегче?

— Да. Если растереть лицо водой, то становится лучше. Хотя боль была жуткая. Такая тягучая, мерзкая. Но я… Я нашел ответ…

— На первый вопрос? — закончил за него Борис.

Человек лежа на краю тарелки, кивнул.

— Ура! Наконец-то, — обрадовался верблюд и слово станцевал на месте. — Ну, рассказывай — кто ты?

— Я вспомнил не это, точнее, некоторые детали… Кое-что… Кое…

Человек попытался подняться, но как только он выпрямился, в его глазах помутнело и он, сложившись на месте, рухнул обратно в тарелку.

Его сознание отключилось на секунду и в голове снова прозвучал собственный голос: “Ты знаешь, что тебе надо делать. Ты всегда это знал”. Еще короткий момент Девятый побыл в небытие, а потом снова вернулся в странный подземный бункер посреди пустыни. Он услышал уже знакомые голоса:

— … аппарат вводит его в состояние транса, но такого результата быть не должно, — сказал Умник.

— Да я понимаю, что он живой. Но не должен он так падать постоянно, сделайте с ним что-то, — с грустью в голосе заметил Борис.

— Это предсказуемо. Сознание не выдерживает таких нагрузок, — сказала Ида.

Борис увидел, что человек открыл глаза и резко повеселел:

— О, с возвращением! Мне надо уже привыкнуть, что ты в обморок падаешь каждый пять минут. Ты как, надолго к нам вернулся?

— Да, кажется, да. Чувствую себя нормально, — ответил Девятый.

— Это хорошо, что так, потому что у меня для тебя два замечания. Первое, ну и смешные же имена у твоих ребят, — сказал верблюд, — Некрас какой-то, Ольф. Если у вас всех так на Озере зовут, то вы там, наверное, каждый день ржёте. А второе, ну не томи, рассказывай — что ты вспомнил-то? Ты правда из этого “Белого моря”? Или всё-таки злодей-разбойник?

— Разумеется, “Белое море”, — неожиданно вклинилась Ида. — Из контекста абсолютно понятно, что Девятый, как и один из героев Ольф, боролся с несовершенством системы. Человек, ненужный своей родине, потому что она не может оценить его по достоинству.

— “Система”… Какое же смешное слово для названия происходящего беспредела… Но нет, Ида, ты не права. И никто из вас не был прав. Я никогда не был участником “Белого моря”. Но, к счастью, и никакого отношения к командованию корабля я не имел. — Девятый медленно сел и с горькой улыбкой добавил, — никто из вас не подобрался к истине близко.

Удобное положение удалось найти не сразу, он немного поворочался и, наконец, нашел позу, в которой почти не было больно.

— Я действительно прилетел с “Чёрного Озера”. Я прожил там много лет. Хм, я даже помню те времена, когда корабль еще назывался по-другому… Об этом после. Но в своих догадках вы были неправы — я не имел никакого отношения к “Белому морю”. Как и многие, я что-то слышал про этих людей, знал парочку самых известных, даже видел одного живьем… Кстати, любопытный факт: вы этого не знаете и знать не можете, но было не только “Белое море”. Были еще “Молот народа”, “Пятая десятина”, “Штиль” и странные ребята у которых был то ли барсук, то бобёр на флаге… Недовольных командованием было много. Страдали все. “Белое море” просто лучше принимали на других кораблях, потому что они владели галактическим наречием, остальные всегда казались маргиналами — ненужные там, гонимые здесь.

— Погоди, так если столько народу было недовольно, то чего вы власть не поменяли? — спросил Борис простодушно.

— Когда ты такое спрашиваешь, то ты явно упускаешь, насколько огромное “Чёрное Озеро”, какая это гигантская махина и как много людей там живет. Вы, вообще, знаете откуда взялось слово “озеро” в названии? — и, не дожидаясь ответа, продолжил, — да потому что внутри корабля есть настоящее, колоссальных размеров озеро.

— В смысле, озеро в корабле? Куча воды, летящая по космосу? — с недоверием спросил верблюд. — У тебя точно мозг не вскипел?

— Нет, не вскипел. У нас внутри корабля действительно есть озеро! Настоящее! Потрясающее! Создание нашего звездолёта — это очень красивая история… Когда люди освоили космические путешествия, стало понятно, что если вы хотите добраться до далеких мест и не сойти с ума — запирать себя в металлических коробках это не лучшая идея. Было много экспериментов с формами, но одно конструкторское агентство, на далекой планете, пришло к гениальной идеи — они построили корабль так, чтобы внутри него можно было разместить целое озеро. Они, будто боги из легенд, просто создали новый, яркий мир… И умудрились уместить его в контейнер из металла. Его строили какое-то бесконечное количество лет и, когда достроили, это была вершина кораблестроения. Внутри был настоящий рай.

Забавно… Изначально задумывалось, что этот космолёт будет использоваться в качестве транспорта на очень длинные расстояние. Когда надо, чтобы корабль долетел от одного края галактики до другого. Знаете, такие путешествия, когда садятся одни люди, а в место назначения пребывают их далекие потомки. Но как только первый экипаж сел на такой космолёт, люди поняли, что не хотят лететь куда-то и искать там новый дом. Они нашли свой дом. В то время наш корабль назывался просто и красиво “Озеро”. Так, когда-то в далеком прошлом, мои предки поселились там. И долгие годы наше “Озеро” было прекрасно…

— Утвердительно. Я произвел поиск в галактической сети и обнаружил подтверждения этого факта, — сказал Умник. — Удивительно, такие свидетельства редки, на фоне общего массива информации они кажутся незначительными. Эти данные не найти, если не искать их специально...

— Разумеется. Наше командование приложило колоссальные усилия, чтобы выжечь эту информацию, откуда было возможно.

— Опять же, я — обычный четвероногий бродяга из пустыни и мало, что понимаю в мире… Но даже я знаю, что всё, что попадает в галактическую сеть так просто оттуда не убрать, — заметил Борис. — Всё, что там появилось раз, остается навсегда.

Девятый лишь горько улыбнулся.

— Отчасти ты прав, но ты явно не знаком с методами нашего командования. У них есть целые армии специалистов, занимающиеся коррекцией истории, манипулированием фактами и откровенной цензурой. Ах да, еще и хакерские атаки.

— Человек прав, — в разговор вклинилась Ида, — вся прогрессивная галактика неоднократно осуждала “Чёрное Озеро” за нападения на инфраструктуру других кораблей и манипулирование источниками информации. Преступные корабли ведут себя как преступники, вот сюрприз.

Борис закатил глаза на замечание алгоритма и громко фыркнул:

— Ну вы меня совсем за идиота не держите. Я не глупый, знаю, что вы, люди, против друг друга грязные приемчики используете. И дело не в том, что конкретно там эти беспредельщики творят. Я про другое. Зачем пытаться спрятать факт, что корабль имя сменил? Это ж мелочь! Умничать будете?

Борис вопросительно посмотрел сначала на Умника, потом на Иду, но не один из них ничего не ответил.

— Это хороший вопрос, — задумчиво протянул Девятый. — Я, разумеется, не знаю. Или знал, но теперь не помню... Но могу предположить, что дело — в смене курса. Курса политического. Когда наш корабль переквалифицировался в, кхм, боевой, то старое название перестало подходить. Мирное, спокойное название “Озеро” больше не отражало то, во что мы превратились на самом деле. Спокойная, уединенная жизнь закончилась, прошлое — следовало вычеркнуть и забыть.

— Но почему “Чёрное Озеро”? Почему не назваться “Уничтожитель”, “Убиватель” или, как там у этих шкетов из истории было, “Крушитель” или “Зубастый”? — сказал Борис.

— Ну, во-первых, преемственность. Нельзя было сменить название на совсем постороннее, жители бы не поняли, команда бы не оценила. Тогда даже никто и не говорил напрямую, что мы теперь боевой корабль. Это только подразумевалось, да и мало, кто это понимал… Господи, как же мы этого не видели? — после этих слов Девятый на мгновение закрыл ладонями лицо. Он помассировал веки и продолжил — А во-вторых, наше озеро в какой-то момент начало буквально чернеть.

— Прошу прощения, не очень понял этот момент. Уточни, пожалуйста, озвученную информацию — растерянно проговорил Умник.

— Никто не понял, что это было… Просто люди стали замечать, что вода в озере — до тех пор, кристально прозрачная, — стала вдруг медленно чернеть. Предположений было множество. Кто-то говорил, что это естественный природный процесс и результат жизни местной флоры и фауны. Другие утверждали, что нефть, которая хранилась в техническом отсеке, протекла и медленно смешивается с водой. Помню, даже появилась какая-то секта, убеждавшая, что это божий промысел; знак, мол, теперь мы должны стать суровее и сменить название. Хм, — ухмыльнулся Девятый, — так и случилось… Ах, еще были отдельные чудаки, которые утверждали, что воду на самом деле отравили враги с других кораблей.

— А вода была отравлена? — спросил Борис.

— Нет. Кажется, нет. Не знаю… Это не случилось за день, это заняло пару десятков лет и, кажется, мы просто привыкли. Я помню еще в моем детстве мы спокойно купались и даже пили воду оттуда. Последние мои месяцы, единственное, что можно было делать на озере — плавать в лодке, избегая того, чтобы вода попала на кожу. — Девятый неожиданно всхлипнул. — Годы… Все это длилось годы. Постепенно и неумолимо. Сопротивлялись? А что толку?! И зачем это всё…

Он замолчал, зажмурился и закрыл ладонями рот. Его собеседники ожидали, что он продолжит, но тот просто уставился в пол. Верблюд медленно подошел к человеку, наклонился к нему и сказал:

— Братишка, ты мысль заканчивать будешь?

Девятый лишь отмахнулся, давая понять, что говорить он не в состоянии. Борис выпрямился, нахмурил брови, потом опять нагнулся и тихонько сказал:

— Не пойми меня неправильно, вижу, что тебе грустно… Но мне очень интересно, что ты там навспоминал. Кем же ты был на самом деле?

Девятый повернулся к верблюду, улыбнулся и сказал:

— Я не участник “Белого Моря”. И не головорез Командора.

— Тогда кто ты? — спросила Ида.

— Да никто. Буквально. Ничем не интересен и не примечателен. Самый обычный член команды корабля. Гражданский, без связей и ранга. Знаете, чем я занимался?

— Чем?

— Забавно, но ответ на это был в самом первом сюжете, пусть и замаскированный. У меня был небольшой фермерский магазин, где я торговал фруктами и овощами. А в свободное время я был редактором скромного онлайн-журнала об искусстве. Ты назвала меня “ненужным человеком”, — сказал Девятый и указал ладонью на алгоритм с женским голосом. — И тут ты ошиблась. Я не был изгоем на “Чёрном Озере”. У меня были читатели, были даже те, кто помогал моему журналу. Я не был одинок. Меня окружали единомышленники. Я чувствовал, что помогаю людям и люди отвечали мне взаимностью. Я не был угнетен — у меня получалось самореализовываться, я не был белой вороной — мои многочисленные друзья разделяли мои убеждениями и цели. Можно сказать, я даже жил... счастливо. Но на фоне озеро всё чернело и чернело.

Лицо на мониторе Иды снова изменилось, на нем читалось осуждение:

— Здорово, конечно, что ты жил счастливо. Но если, как ты выражаешься, “на фоне чернело озеро“ и ты ничего с этим не делал, то ты — соучастник происходящего. Ты мог бороться, но предпочел запереться в своем комфортном мирке.

— Ты посмотри! — громко сказал Борис, — безногая опять переобувается! Ты ж только что говорила, что у него доброе лицо.

— Лицо, может, и доброе, но вот поступки говорят, что он — обычный эгоист, который думал только о себе.

— А кто сказал, что я думал только о себе? Если ты считаешь, что меня не беспокоило происходящее с “Озером” и все сумасшествие вокруг него, то ты ошибаешься. Я писал об этом в своем издании, насколько это было уместно в журнале об искусстве. Я поддерживал тех, кто противостоял Командору. Пожалуй, я мог бы сделать и больше, но ты понимаешь, каково это противостоять организованной, вооруженной, беспринципной толпе садистов?

— Мне что, тебя пожалеть? — с издевкой спросила Ида.

— Жалеть меня не надо, — отрезал Девятый. — Мы здесь обсуждаем мою жизнь, поэтому я тебе и говорю об обстоятельствах, с которыми столкнулся я! И не забывай, что жизнь состоит не только из борьбы с узурпаторами. Еще надо как-то зарабатывать, развиваться, заботиться о своем здоровье и о близких…

— Это все отговорки. Ты можешь плести что угодно и оправдывать себя тем, что ты ничего не мог сделать. Но твои слова не воскресят тех, кто погиб во время вашего солярисного удара. Они не восполнят тот урон, который твой корабль нанес всей галактике. Это — ваши преступления и ты никогда от них не открестишься, — шипел голос Иды.

— Так погоди, при чем тут Девятый? — спросил Борис с претензией. — Тебе ж по-человечески говорят, не участвовал он в этом всем! Ты чего, не видишь, что в этой ситуации есть нюансы?

— Тем, кто погиб во время атаки, и тем более их близким, всё равно — кто с “Чёрного Озера” за что отвечал.

— Базара нет, ведерко. Полностью согласен — тем людям эти нюансы до лампочки, могу их понять. А ты-то тут при чем? Ты-то чего завелась?

На нарисованном лице Иды была ярость.

— Я не могу спокойно смотреть на тот ужас, что творит этот корабль. И считаю необходимым высказаться. И мы должны помогать пострадавшим!

— Так я и не спорю с этим, — невозмутимо сказал Борис. — Только ты объясни мне, как пострадавшим поможет то, что ты вот этого задохлика с навозом смешаешь?

Девятый все это время сидел и смотрел в пол, но после слов Бориса резко встал. У него потемнело в глазах, но он, на шатающихся ногах, подошел и встал между Идой и верблюдом, на его щеках были слезы:

— Борис, спасибо, что защищаешь меня, но не надо. Пусть говорит, что хочет. Её право, — Девятый повернулся к Иде. — Но, коли уж ты меня здесь втаптываешь в грязь, хочу у тебя кое-что узнать, Ида… Объясни мне, робот… Я попытался обмануть вас, сделав вид, что я с другого корабля? Отказался ли я пройти проверку — нет ли меня в базе преступников? М? Может быть, я сказал хоть слово в оправдании того, что сделал мой корабль? Или, возможно, я где-то сказал, что жертва — это не те, кто погибли во время взрыва, а я?! — Девятый развернулся, сделал пару шагов, но тут же бросился обратно и начал кричать в монитор, — скажи мне, механическая тварь… Я что, просил у тебя сочувствия? Сострадания? А, скажи мне, чудовище! Ты думала, что я тут перед тобой прибедняюсь? А?!

Девятый сделал глубоких вдох и вытер рукавом слезы с лица.

— Не нужны мне твои подачки! Твое расположение! И мне плевать, что ты думаешь о моем лице!!! Злое оно, доброе... Всё, что я хотел… Это просто узнать — что со мной произошло. И теперь… Теперь я вспомнил. И сейчас я прошу только одного — в тишине поскорбеть над тем, во что превратилось мое “Озеро”…

Девятый развернулся и пошел прочь. Отойдя на метров десять он упал на колени, а потом лег на холодный бетонный пол.

Борис посмотрел на лежащего друга и повернулся к Иде:

— Может, чисто юридически — скотина здесь я, но по факту — это, конечно, ты, — после этих слов верблюд с презрением харкнул рядом с роботом, у которого был женский голос.

Дав некоторое время побыть человеку в одиночестве, верблюд подошел к Девятому.

— Слушай, я понимаю, что тебе сейчас плохо… Но прям совсем не полу лежать нельзя, так простыть можно. Ну местные говорят, что вы, люди, можете простыть… Вы же слабенькие. У нас верблюдов такой проблемы нет… Давай я тебе помогу встать, пойдем, отведу тебя к твоим братьям-человекам, уже завтра будешь спать в нормальной кровати, наешься. Надо ж как-то жизнь продолжать…

Девятый приподнялся, сел на колени.

— Ты очень ко мне добр, Борис, спасибо.

— Ой, да ладно тебе…

— Нет, правда. Ты по-настоящему добр ко мне… Я еще думал, почему ты постоянно называешь меня “братишка”, но ты ведь правда относишься ко мне как к брату…

— Не, все, завязывай, что ты начинаешь, хорош нюни распускать. Вставай, я тебя отведу, там уже своим сородичам и поплачешься…

— Обязательно отведешь, Борис, обязательно… Но не сейчас, — сказал Девятый и резко встал, — у меня еще осталось два вопроса.

Он развернулся и пошел к тарелке. Верблюд протестовал:

— Да ты же себя зажаришь! Это гарантированное самоубийство!

Девятый, не сбавляя шага, ответил:

— Может быть, но я обязан узнать, почему после стольких лет я всё-таки покинул свое любимое озеро и что мне делать дальше. — Он уселся в тарелке и скомандовал Умнику, — запускай!

Тот поднял руку вверх, но тут же опустил ее, словно передумав.

Из тарелки пошел убийственный жар. Сознание Девятого, будто капля на поверхности сковороды, испарилось при соприкосновении.

А дальше был вот такой сюжет...