Маграб налил себе похлебку в миску. Запах еды казался божественным и манил. После целого дня работы в поле, единственное, чего хотелось мужчине — поскорее сесть за стол. Но чего-то похлебке явно не хватало. Маграб взялся за голову и понял — замотавшись, он забыл добавить зелени. Насколько позволяла ноющая спина, мужчина быстро вышел из дома, спустился в огородик, сорвал немного лука, петрушки, укропа. “Ох, лишь бы не остыла”, — думал мужчина.

Когда зелень была в супе, Маграб понял, что ему очень хотелось бы булочки к похлебке. Разумеется, хлеба в доме не было и быть не могло — времена не позволяли иметь такую роскошь. Но, кажется, где-то были старые-старые сухари. Мужчина залез в запасы, так и оказалось.

Сухари, к большому сожалению Маграба, были плохи. Они свое отлежали, от них шел прогорклый запах, есть такое стоило только под страхом голода. И, спасибо огороду и нечеловеческим усилиям мужчины, с таким страхом он еще не столкнулся. Но ему так хотелось чего-нибудь мучного к похлебке, что он махнул рукой и взял с собой два сухаря. Намажет их луком — может, горького запаха и не будет.

Уж теперь все было готово — на столе стояла миска супа, в которую была насыпана зелень, рядом лежали два сухаря хлеба и сухонький огурчик (оставшийся с завтрака). Мужчина полной грудью вдохнул запах аппетитной еды, проверил рукой — от еды еще шло тепло, улыбнулся, достал ложку и, наконец, сел за стол.

Зачерпнул похлебку, сделал небольшой глоток — удивительно, но суп еще оставался горячим.

Приятное тепло разлилось по всему телу, Маграб сам не заметил, что жутко замерз — весь день работы в поле, да еще и в такой пасмурный день — это дело изматывающее.

Мужчина только поднес вторую ложку ко рту, как в дверь постучали. Маграб удивился — кого могла принести нелегкая в это время? Он сказал: “Открыто, заходи”. Никто не вошел, но снова раздался стук. Может, человек за дверью не услышал, поэтому Маграб прокричал: “Заходи. Открыто!”. Дверь не отворилась, но снова раздался стук.

Недовольный мужчина поднялся, положил ложку в миску и пошел встречать незваного гостя. “Вот же дятел” — подумал Маграб.

Он открыл дверь. На крыльце стоял незнакомый мужчина, длинные волосы на голове слиплись от пота. В руках у него был топор. Он угрожающе поднял оружие вверх и нервно проговорил будто заученную фразу:

— Я за тобой пришел, предатель. Конец тебе.

Маграб поднял бровь, но ничего не ответил. Подождал мгновение, медленно кивнул, развернулся и пошел обратно к столу. Не глядя на гостя, хозяин сказал:

— Ну, заходи, садись. Похлёбку будешь?

Мужчина с топором слегка опешил, так и остался стоять на крыльце:

— Ты не понял. Я прибить тебя пришел!

— Прибить? Прибьешь, какие проблемы. Дай мне только поесть, а потом можешь мне голову на четыре дольки расколоть, — сказал Маграб, сел за стол и указал на скамейку напротив себя. — Проходи-проходи. Стоя на улице ты меня не прибьешь.

Мужчина замешкался, но вошел в дом. Войдя он замер, какое-то время подумал, а потом снял сапоги и прошел внутрь. Маграб тихонько ухмыльнулся: “Хотя бы прибьет меня человек чистоплотный”.

Он снова махнул рукой на табуретку напротив:

— Ты давай, садись.

— Какой садись? Ты не понимаешь, я тебя прибить пришел, предатель! — будто со слезами сказал мужчина.

— Да что ты заладил одно и то же?! Я тебя прекрасно понял. Хочешь — прибьешь. Только по-человечески, по-людски прошу тебя — дай напоследок тепленького поесть немного. Я весь день в поле проработал — хочу согреться. Хоть и в последний раз. Позволишь?

— Позволю, — сказал мужчина, — я ж не изверг какой…

— Спасибо, честно. А ты садись пока. Я ж от тебя не бегу, не борюсь с тобой, но сложно есть, когда над душой человек стоит… Так ты это, сам-то голодный? Давай я тебе тоже налью.

— Не заговаривай мне зубы! Не нужно мне от тебя ничего, предатель.

— Где я тебе зубы заговариваю? Простой вопрос по-хозяйски задаю. Хоть ты и с топором пришел, ты у меня в гостях. А тому, кто пришел в дом, надо предложить угощение — я так воспитан. Ты же наверное из деревни, путь до меня далекий. Мог бы и похлебки отведать. Все равно я всю миску не съем.

— А чего не съешь? Зачем столько готовил? — почти с укором спросил мужчина.

— Так я бы всё выхлебал до последней капли, будь уверен! Да твой приход аппетит отбил, уж прости меня за прямоту. Обещания убийства, пусть я и не против, немного пугают. Так будешь есть? Похлебка еще теплая.

— Ладно, давай, — сказал мужчина смущаясь, — немного только.

Маграб поднялся, достал вторую ложку и миску, которую пришлось отряхнуть от пыли. Разлил похлёбку на две равные порции и поставил угощение на стол.

Гость наконец сел и снова замешкался — чтобы взять миску с ложкой ему требовалось оставить топор. Маграб заметил это.

— Да положи ты его уже! Я с тобой драться не собираюсь. Да и как я буду это делать? Ты же видел, как я хожу, у меня спина не разгибается.

Маграб сел, взялся за ложку и продолжил свой ужин. Его гость все-таки выпустил топор из рук, прислонил его сбоку к скамейке и принялся за еду.

— Как? Вкусно? — спросил Маграб.

— Да… Вкусно… Спасибо. Я давно горячего не ел.

— Нехорошо. Человек должен горячее есть, хоть раз в день.

— Печей у нас в деревне ни у кого нет.

— А костерок развести? Хоть картошечку запечь?

— Не разрешают, боятся нападения.

— Даже днем? Глупости.

— Глупости, не глупости, а у нас бабку в прошлом месяце утащили в лес.

— Ну это еще доказать надо, что утащили… — сказал Маграб и поднял брови.

— Ишь что говоришь, — сказал гость, — что значит “доказать”? Сказано, значит, так оно и есть.

— Доказать — значит быть уверенным. Может, она сама ушла. Может, это её кавалер прибил и тело в лесу спрятал, а сам слухи распускает, что она ушла. Поэтому и говорю, что надо доказать сначала.

— Кавалер у бабки, ну ты скажешь, — улыбнулся гость впервые.

— Всем нужна любовь и ласка, даже бабке.

— А тебе? Ты ж один живешь.

— Померли мои все. Жена, два сына, дочь. Кто заболел, кого — утащили. Ты знаешь, как у нас это здесь бывает…

Улыбка ушла с лица гостя и он молча вернулся к еде.

— Тебя как зовут? — спросил Маграб.

— Физон.

— Ясно… Физон, значит. Хорошее имя, был такой певец в наших краях, тоже Физоном звали. Помер давно.

— Так меня в честь того и назвали. Папка очень любил его, говорил, никто про нашу жизнь так не пел.

— Это правда. Я один раз твоего тёзку живьем слышал, красиво исполнял… Маграб помолчал немного, а потом спросил:

— Я тебя отговаривать не собираюсь, честно. Но мне просто интересно — за что ты мне голову разбить хочешь? Если для грабежа — то брать у меня нечего. Вот видишь, даже сухари ем испорченные.

— Я не грабить тебя пришел. Я пришел, потому что ты предатель. Предатель наших людей! — Физон по-особому выделил эти слова. — Ты ненавидишь свой народ.

— Я?! С чего это я свой народ ненавижу? — возмущенно спросил Маграб.

— Все в деревне говорят, что ты — предатель. Предатель наших людей.

— Так уж и все?

Физон немного замешкался.

— Ладно, не все. Но на площади у нас выступал Поверенный Князя и говорил, что есть в наших краях зажиточные свиньи, у которых поля свои, еды полные амбары, так еще они нас, жителей деревни, ненавидят и за грязь считают.

— Это я? Я — зажиточная свинья?! Ахаха, — во весь голос рассмеялся Маграб, — ну уж скажешь. Поля у меня свои есть, это правда. Но ведь ты деревенский, на земле работать умеешь и мое поле видел, когда сюда шел. Скажи, может один мужик такое поле вспахать? Только честно.

— Ну если крепкий… Не, все равно не может. Нужно помощника два, а лучше три.

— Вот-вот, в одиночку мне с ним не справиться. А людей мне запрещено нанимать!

— Почему запрещено? — выпучил глаза Физон. — У нас народ без дела сидит, много кому работа нужна…

— Вот так, запрещено! Князь выпустил указ, что те, кто поля свои имеет — должны возделывать их сами, силами своей семьи. У меня вся семья померла, жены нет. Новую семью заводить? За меня никто не пойдет, я старик, а рожать сам, понимаешь ли, не могу… И что мне толку от моих полей, если мне одному приходится с ними возиться.

Физон понимающе закивал, а Маграб продолжил:

— Да и про полные амбары — это даже не бред, это фантазии больной куропатки! Хочешь, вставай сейчас, пойдем до амбара — покажу, что там хранится колесо от старой телеги и ничего больше.

— Может, ты прячешь где?

— А похлебку с испортившимся сухарем я так, развлечения ради ем? Или ты думаешь, что это я тебя ожидал и спектакль решил разыграть?

— Но Поверенный Князя говорил, что нам еды не хватает, потому что богатые свиньи у нас весь хлеб отобрали. И пример привел — говорит на юге от деревни живет богач рядом с речкой. И мельница, настоящая мельница у него есть! Вот скажи, если ты бедняк на самом деле — откуда у тебя мельница?

— Ты эту мельницу вблизи видел?

— Нет.

— Убьешь меня — сходи посмотри. Она разваливается, там ничего нет, не работает вообще, починить нельзя! Она сломалась при моем деде, я еще мальчиком был.

— Так что, Поверенный не тебя имел в виду?

— Меня, пожалуй…

— Вот! Значит, ты не без греха, если люди властные про тебя так говорят.

— Грех за мной есть, но не такой, как ты думаешь…

— Какой же? — растерялся Физон.

— Князь, а поэтому и все его прихлебатели, злятся на меня за одну простую выходку… Помнишь, как прошлым летом во время праздника Доброго Костра нам запретили по дорогам ходить, потому что к Князю невеста приезжала?

— Там дело в другом было… Не запретили, а посоветовали, чтобы избежать…

— Ой, дурить меня не надо! — махнул рукой Маграб. — Я даже не говорю о том, что иметь три жены — грех… Народ это, кажется проглотил... А я считаю, что это не по вере нашей!

Было видно, что Маграб немного разозлился, но сдержался, глубоко выдохнул и продолжил:

— Я говорю о том, что Добрый Костер — праздник важный, детишки любят, молодежь сватается — дело хорошее. Тут ты со мной согласен, почитаешь праздник Доброго Костра?

Физон испуганно замахал руками:

— Почитаю! И уважаю! Конечно, уважаю! Как можно такую древнюю традицию не уважать?!

— Вот и я о том же. Дело, считай, святое. А что наш князь? Ради одной барышни из бог знает каких краев запрещает нам его праздновать! Как по мне, это скотство последнее и никакие отговорки про “посоветовали” слушать не собираюсь… Так что не надо мне говорить, что дело в другом — Князь просто на нас плюнул, чтобы перед своей иноземкой покрасоваться, мол, вон как народ в узде держу.

— Так а ты-то тут при чем?

— Я разозлился тогда сильно. Просто я к жене много лет назад именно в день Доброго Костра посватался, — Маграб хмыкнул, сдерживая слезы. — Дата для меня важная, памятная… Вот. Я прям в такую ярость пришел, аж руки тряслись. Ничего путного в голову не пришло, вот я на заборе у себя и написал глиной: “КНЯЗЬ — СВИНОЁБ”.

Физон выпучил глаза, а потом залился звонким, неподдельным смехом. Потом, будто кто-то его одёрнул, попытался убрать улыбку с лица. Получилось не сразу, но мужчина успокоился и спросил у Маграба:

— Как тебя за это не казнили?

— А я потом это дело быстро стёр. Надпись увидела только свита невесты, которые не объясняются по-нашему, да переводчик, что ехал с ними. Он-то про меня и рассказал — прискакали головорезы Князя, давай меня пугать, заставляли признаться. А я к тому времени все смыл, с меня взятки гладки. Как я уже тебе говорил, в таком случае — такое дело еще доказать надо.

— Как они тебя не убили? У них же разговор короткий обычно.

— Во-первых, я, пусть и старик немощный, но свои гроши в казну приношу. И, учитывая, что работаю один — налог плачу солидный. Во-вторых, я человек верующий, меня из нашего прихода народ знает и, вроде, любит и уважает. Можешь не верить, но пройди по округе, спроси про Маграба. Я в своих земляках уверен, они люди приличные, честные и, коли я с ними могу за одним столом сидеть, плохого про меня не скажут. Вот так. Прибьет меня Князь — местные его возненавидят. А он, ты знаешь, корчит из себя народного любимца, поэтому не может в открытую с нашим краем препираться. Ну и в-третьих, я повидал в жизни всякого, преодолел много моментов непростых — я смерти в лицо смотрел ни раз; я друзей хоронил; родные у меня на руках умирали; я голодал; мне приходилось, защищая свой дом, в людей стрелять… Так что пусть я мужик старый, сгорбленный, жизнью побитый, но именно потому морды княжеских головорезов меня и не пугают. Звери они, а человек, как видит зверя, не должен страху показывать.

— И они просто оставили тебя в покое?

— Вроде того. Правда, уезжая, молодцы пообещали мне, что я пожалею. Напрямую не угрожали больше, но потом начали слухи распускать, настраивать людей против меня. Мои соседи знают, что их дурят. А те, кто из деревни и подальше начали бог весть что про меня думать. Мне в прошлом месяце хотели амбар сжечь. Но посмотрели, что там ничего нет, да бросили на половине дела, я только потухшие факелы и нашел. Может, увидев мои “богатства”, поняли, что их за нос водят.

— А откуда тогда взялось, что ты деревенских ненавидишь?

— Да я-то откуда знаю?! Ты это с Поверенного Князя спроси. Вот посмотри. Я живу один, семья померла, веду хозяйство. Человек верующий, традиции чту, места наши люблю. Опять же говорю, спроси соседей — со всеми живу в мире и дружбе, как по вере нашей положено. С деревенскими проблем не имею, когда еще можно было звать поработать — звал, платил честно, как Князь наказывает. Вот и скажи, кто из нас предатель наших людей: я, который живу просто, как в наших краях принято или Князь, у которого три жены; терем, больше, чем мое поле и он праздник Доброго Костра отменяет, потому что ему так хочется? Кто из нас двоих руками своих подданных натравливает брата идти на брата?

Физон посмотрел Маграбу в глаза и ничего не ответил.

— И я это тебя говорю не потому, что я сейчас себя обеляю, чтоб ты меня пощадил. Если хочешь — убей. Я сопротивляться не буду… Больше тебе скажу, — прошептал мужчина и на его глазах выступили слезы, — я тебе буду даже благодарен. Не могу я так больше… Одному жизни нет. Хочу к жене, хочу туда… К детишкам моим любимым. Поэтому если у тебя настрой серьезный, давай…

После этих слов хозяин уронил голову и отодвинул ворот рубахи, оголяя шею. Физон этого не видел, потому что отвел глаза. Он смотрел в пол, у него самого на глазах были слезы.

Все время, пока он общался с мужчиной, тот ему кого-то напоминал. То ли манерой говорить, то ли тоном голоса, то ли взглядом отрешенным… И только сейчас он понял — в Маграбе он видел своего брата, которого он похоронил лет пять назад.

Внешнего сходства не было, но у них была похожая судьба — брат также остался один, жена и дочь погибли. Он не выдержал, начал пить, да так и помер. История грустная, печальная, но не редкая в этих краях, ибо отчаяние тут правит еще дольше, чем местные князья.

Сейчас он, наконец, понял в чем сходство. Они злились одинаково, особенно, когда сталкивались с несправедливостью. Но после смерти дочери брат потерял и эту живую черту. Стал ходячим трупом. Он сломался. Маграб — нет. Пока еще нет.

Физон вытер слезы рукавом, встал, взял топор в руки. Ничего на сказал, развернулся и пошел к двери.

Маграб посмотрел ему вслед, а потом вскочил и, несмотря на слезы, попытался придать голосу бодрости:

— Не дело гостя без гостинца отпускать… Давай я тебе хоть лучка в дорогу нарву.

Мужчина, все еще прятавший глаза от собеседника, сказал:

— Не надо, зачем…

— С пустыми руками уходить не дело. А лучок — единственное, что в этом году хорошо росло, пригодится, с солью — самое то.

Маграб, не дожидаясь согласия встал и вместе с гостем вышел из дома. На улице уже была ночь, звездное небо и луны освещали огород и поле.

Хозяин быстрыми, ловкими движениями сорвал лука и протянул его своему гостю:

— Съешь сам, угостишь семью.

Физон принял подарок и тихо сказал:

— Ты меня прости…

— Пустое, — сказал мужчина и махнул рукой, — ты мне не враг и зла я не держу. Ступай с богом.

Гость только кивнул, развернулся и пошел прочь — в одной руке топор, в другой — подаренный лук.

Маграб посмотрел ему вслед, глубоко поклонился, как ему приписывала его вера, а потом пошел в дом. Завтра — снова работа.