Запись первая

Вчера мне исполнилось 18!

У меня никогда не было дневника, поэтому я не знаю, что в него принято писать. Скажу больше, даже никогда не было мысли его себе завести. Странно это — писать что-то личное про себя. Прочитать такое никому не дашь (ведь это личное), а перечитывать самому — попахивает самолюбованием, а это качество плохое. Если хочешь быть гармонично-развитой личностью (а я таким быть хочу), то надо подобного избегать.

Зачем тогда мне дневник? Мне его на день рождения подарила мама и взяла с меня обещание, что я буду писать в него минимум раз в год, желательно — именно в день праздника. Как я уже сказал, идея странная, но раз мама попросила — значит надо сделать. Она ещё сказала мне, что я буду ей благодарен позже за такой подарок. Ну это мы посмотрим, мамуля.

Хотя стоп, я придумал! Этот дневник я оставлю своим детям. Когда у меня будет сын, ну или дочь, я подарю им этот дневник на 18-летие и уже они продолжат свою биографию на этих страницах. Получится очень крутая история одной семьи!

Ну, теперь есть концепция, можно начинать!

Так, мне 18 лет. Наконец-то я совершеннолетний. Особых привилегий это не дает, водить я умею с тринадцати, а алкоголь родители разрешили мне попробовать в пятнадцать. Да и я уже год как студент университета, поэтому взрослая жизнь у меня идет по полной, возраст — просто цифра. Этот текст я пишу во время моей поездки в Счастливое. Подчеркну этот факт, потому что я планирую отсюда свалить в ближайшее время. Но пока не свалил.

Счастливое — это ближайший крупный город к нашей деревне. Наша деревня — жуткая дыра, все самое интересное — в Счастливом. И единственная возможность туда добраться — эта старенькая электричка. Ехать один час, двадцать три минуты.

Я, конечно, привык, но этот путь немного бесит. Наша деревня находится на одном холме, Счастливое — на другом. И вся поездка — путь через долину, в которой нет ничего интересного. Просто час едешь мимо деревьев, скукота.

Но самое обидное: из-за того, что это долина, в ней не ловит связь. Ни обычная, ни спутниковая. Поэтому ни в телефон, ни в приставку не поиграешь. Люди развлекают себя чем могут, кто-то пересматривает фотографии в телефоне, кто-то читает бумажные книги, кто-то спит (в основном работяги, которые работают на заводе им. Федина).

Не буду скрывать, это одна из причин, почему я все-таки решил начать писать в этот дневник — он оказался под рукой, заняться нечем и вот я пишу.

Ладно, что-то я увлекся рассказом про электричку. Так уж и быть, оставлю, пусть мои дети знают, как их отец добирался до университета.

Что еще я могу рассказать про себя?

Как я уже написал, учусь в университете на факультете изобразительных искусств. Пока со специальностью не определился, но думаю, сделать уклон в коммерческую живопись — да, дело сложное, но реальное. Я слышал, что некоторым выпускникам удавалось не только купить квартиру в Счастливом, но и покинуть континент. А двое — вообще переехали на другие планеты. Фантастика!

Мне бы тоже очень хотелось накопить денег, чтобы улететь подальше, но я понимаю, что это сложно. Но я буду трудиться, много работать и, надеюсь, у меня все получится.

Что еще? День рождения отметил с друзьями. Было весело, жаль не было девушек. Про друзей здесь писать не буду, много чести для этих засранцев!

Блин, чуть не забыл. Папа с мамой на день рождения подарили мне Limno 11. Я офигел, честно! Я не думал, что у родителей есть деньги на такое. Я единственный, у кого такая приставка в нашей деревне. Да даже в Счастливом, думаю, мало у кого есть новая Limno. Тут тебе и виртуальная реальность, и дополненная реальность, и даже удаленные путешествия. В общем, подарок суперский, очень благодарен родителям (да, мама что-то ворчала на папу, но дело обычное).

Ну, вроде, все рассказал, что хотел!

Вот такая жизнь у меня восемнадцатилетнего. Может, и не зря мама мне подарила дневник. Писать про свою жизнь — прикольно.

Запись вторая

Сегодня мне 19!

Совсем забыл, что у меня есть этот дневник, но мама напомнила, поэтому решил снова вернуться к нему.

Прежде, чем сделать новую запись, перечитал прошлую. Ха-ха-ха. Вот это я, конечно, чучело смешное был год назад.

Хотел в коммерческую живопись — сразу видно нищего студента. Нет, чтобы подумать о настоящем искусстве, авторском. О творчестве. Как можно смотреть только на деньги и не думать о том, что ты можешь принести обществу своей кистью?!

Еще смешно — восхищение приставкой. Не, сама приставка хороша, тут по факту. Но это не дело играть круглосуточно в игрульки. А то есть у нас такие на курсе — ребята талантливые, а все время просиживают за компами, где у них “катки”, “раунды”, “рейды” и прочее. Чем раньше это брошу — тем лучше.

А вот за желание уехать из деревни — уважение. Конечно, за год у меня так и не получилось, потому что задача непростая. Сам я пока не зарабатываю (но очень стараюсь), а родители совсем не могут помочь. Кажется, кому-то из них сократили зарплату и мы сейчас немного затянули пояса. Обидно немного, карманных денег нет совсем, но ни в чем их не обвиняю, они у меня очень хорошие.

В остальном — дела идут неплохо. В универе справляюсь хорошо, преподаватели хвалят. В деревне скучно, стараюсь почаще гонять в Счастливое, но так как остановиться не у кого, получается максимум на одну ночь, если переночевать у друзей в общаге (да и то пускают не всегда).

Вот такая жизнь у меня девятнадцатилетнего. Не без проблем, но я определенно развиваюсь, что хорошо (как я там писал, “гармонично-развитая личность”, хахах).

Запись третья

Сегодня мне 20!

Это нормально, что я перечитываю предыдущие записи и краснею от стыда?! То, что я насочинял на 18 лет — еще ничего, там просто наивность, но на 19 — это наглая ложь!

Пассаж про компьютерные игры — красиво звучит, но это рассказывал вам человек, который намотал две тысячи часов в тех самых рейдах, о которых он так презрительно говорит.

Да и про “брошу игры” — тоже уморительно. Не только не бросил, но все стало сильно хуже, из-за этого был даже завален один из экзаменов. Слава богу, оценку я исправил, но было стрессово.

Но самая большая ложь этой записи осталась за кадром. В тексте нет ни слова о том, как этот человек сходил с ума от одиночества и хотел отношений хоть с кем-то. Большая часть времени была проведена на вечеринках в попытках познакомится с девушками. Дошло до того, что этот человек даже записался на курсы по пикапу, а потом ходил и как последний маньяк докапывался до девушек возле торговых центров.

Ладно, я так пишу, будто это был другой человек. Надо уметь признавать свои ошибки. Это все был я и это только моя ответственность и ничья иная.

Но теперь постараюсь быть честнее.

Начну с учебы: тут у меня, неожиданно, дела пошли в гору. После проваленного второго курса у меня есть успехи. Я сейчас работаю под покровительством Вельсон и она меня очень хвалит. Говорит, что мои работы выделяются и из меня может получиться хороший художник. Очень надеюсь на это.

Еще у меня наконец появилась работа. Опять же, спасибо Вельсон — она устроила меня в галерею. Да, я просто экскурсовод, но во-первых, это маленькие, но деньги. Во-вторых, я близко к искусству, а это важно. У художника должна быть насмотренность.

Как я написал выше, деньги небольшие, но даже их мне хватает, чтобы помогать семье. Примерно треть своей зарплаты отдаю родителям, вроде сейчас ситуация стала получше. Хочется верить, что моя помощь сыграла роль. Надо будет маме сказать, что я все еще пишу в дневник, который она мне подарила — пусть порадуется, а то она стала совсем редко улыбаться.

Главную новость я приберег напоследок — в моей жизни появилась подруга по имени Роза. И нет, не как раньше — какие-то странные мадам после тусовок, а полноценная девушка, с которой у нас так много общего. Да, мы всего пару месяцев вместе, но, кажется, у нас все серьезно.

Видимо, это уже традиция: вот такая жизнь у меня двадцатилетнего. Перестал врать себе — и на том спасибо.

Запись четвертая

Вчера мне исполнилось 21!

Не умираю от стыда, когда перечитываю прошлогоднюю запись, видимо взрослею.

Удивительно, но моя жизнь не сильно изменилась с прошлого года.

Я все еще с Розой. Так забавно читать, что у меня с ней все серьезно после пары месяцев. Вот сейчас, спустя год, я понимаю, что такое серьезно. Я так рад, что мы вместе, она меня понимает, поддерживает и хвалит.

Мое сотрудничество с Вельсон тоже развивается. Великая женщина! Теперь она помогла мне первый раз разместиться в галерее. Да, студенческая выставка, но мои работы смотрели настоящие люди, кто-то — из других городов.

Но есть и плохие новости. Местные власти закрасили самое яркое произведение в нашем городе — мурал “Дружелюбный” на здании, напротив главной площади. Причина была идиотская, надуманная, видимо, кому-то из местных шишек он просто не нравился, напоминал о прошлых временах.

Мы всем факультетом протестовали, пытались прекратить это безумие. Мы задержали процесс на пару дней, потом Комитет Безопасности прислал своих полисменов-дуболомов, нас всех прогнали очень жестко (Розе, которая ходила со мной, больно дали по руке), а с преподавателями, которые нас организовали, провели беседу. В том числе и с Вельсон, ей вообще пригрозили увольнением.

Я сначала испугался, но она меня успокоила. Говорит, это не первая и не последняя её акция, но силёнок уволить пока ни у кого не нашлось. В общем, очень прискорбно, что рядом с нами происходит такой беспредел.

Так, что еще? Меня повысили в галерее, теперь я там главный экскурсовод (что, на самом деле, ничего не значит, больше работы, но не сильно больше денег).

Папа всех поразил — подарил маме на двадцатилетие свадьбы полет на Шаттле. Мама не очень хотела (видимо, боялась, из нашей деревни никто не был в космосе), но в результате все же согласилась и полетела. Показывала фотки — это шок.

Но в жизни, говорит, еще круче. Видно наш зеленый шарик и Альдерру тоже. Эх, когда-нибудь накоплю денег и не только на Шаттле полетаю, но слетаю прямо на Альдерру — посмотрю, как богачи живут.

Вот такая жизнь у меня двадцатиоднолетнего. Скоро перестану быть студентом и пойдет совсем взрослая жизнь…

Запись пятая

Сегодня мне 22!

Взрослую жизнь я представлял себе не так.

Главное расстройство — мы с Розой, после моего выпуска, попытались снять квартиру в Счастливом, пожили в ней месяц, но не потянули её финансово. Разъехались опять, я вынужден снова кататься на чертовой электричке. Тут так и не появилась связь, поэтому развлекаю себя записью в дневник.

Но вернемся к квартире — денег нам не хватило, потому что мне толком не платят на работе. И я их не виню, оно и понятно, всех посетителей распугала толпа фанатиков, которая устроила протесты, мол, у нас выставляется порно-искусство, которое развращает детей. Я написал в местное СМИ опровержение, мол, веду здесь экскурсии несколько лет, ничего подобного не видел, так эти чудики подкараулили меня, закидали яйцами. Идиоты, что еще с них взять. Их, вот сюрприз, полисмены почему-то не разгоняют.

Но мне еще повезло, нашему директору пишут анонимы, угрожают сломать ноги. Он человек пожилой, тонкой душевной организации, очень перепугался. Мы боялись, что его удар хватит.

Из хороших новостей — я продал свою картину очень дорого. Очень. Я не думал, что за такие деньги картины вообще продаются, хах. Я, признаюсь, даже начал терять веру в свой талант. А вот оно как, в самый темный момент — самый яркий рассвет.

Что особенно круто — купили анонимно. Вельсон объясняла, что если местные покупают задорого, то никогда это не скрывают (местячковые понты), анонимно — покупают владельцы галерей с Альдерры. Берут художника на пробу, но не афишируют, чтобы не давать ложных ожиданий. Если картина привлекает там внимание, то всё — тебя уже покупают официально. Стараюсь не сходить с ума, но молюсь всем богам, чтобы это было так.

Этих денег может хватить на то, чтобы опять съехаться с Розой. В 18 я писал, что хочу свалить, это оказалось не так просто, но я пока не сдаюсь.

Что еще? В свободное время поигрываю в Limno 11. Штука все еще хороша, спасибо папе за подарок. Времени, конечно, не так много, но в пару рейдов успеваю сбегать. Очень поднимает настроение после рабочего дня.

Не хотел об этом писать, но у родителей опять все не очень хорошо. Вроде, с деньгами все приемлемо, но они почему-то не разговаривают. Папа говорит про маму, что она “стала сварливая с возрастом”. Что, наверное, правда — она постоянно жалуется, что я мало зарабатываю. Я её люблю, но она ко мне несправедлива — я стараюсь изо всех сил.

Вот такая жизнь у меня двадцатидвухлетнего. Со всем этим стрессом полюбил электричку — никаких сообщений, никакой связи, только зеленый умиротворяющий лес.

Запись шестая

Сегодня мне 24.

Да, пропустил год. Но, если честно, он и не стоил того, чтобы о нем писать. Жизнь, мягко говоря, не просто не оправдала ожиданий, она с размаха ударила по голове, опрокинула на землю и плюнула сверху. Ладно, обо всем по порядку.

Года полтора назад у мамы случился сердечный приступ. Слава богам, он её не убил, но сильно покалечил. Она стала совсем слабой, толком работать не могла пару месяцев. Мне снова пришлось разъехаться с Розой, вернуться и ухаживать за мамой. Розе в этом плане только благодарность — отнеслась с пониманием, помогала мне и поддерживала. Жизнь казалась адом на тот момент, но как же я заблуждался.

Потом закрылась галерея. Тоже небольшая проблема, это было понятно заранее, её закрытие казалось вопросом времени. Но и это, как выяснилось, были цветочки. Точнее, эти цветочки кое-что проявили.

Когда я и мама остались без работы, выяснилось удивительное… Мой отец — лудоман. Ставочник! Игроман! Какие есть еще названия для этой болезни? Знаю — “придурок”!

Если почитать мой дневник, я тут подаю себя очень умным и рассудительным. Но, боги, какой я ИДИОТ, что не замечал этого все эти годы.

То долги, то мы самые богатые на деревне. То мы ужинаем у родных (потому что денег на картошку нет), то мама летит в космос. А еще думал, что это мама — истеричка (даже об этом писал, идиот), а все эти годы она его прикрывала, оплачивала долги, выкупала заложенные вещи. Он должен деньги всей деревне, а она идет устраиваться на вторую работу.

Но главный ужас вот в чём… У мамы случился приступ, после того, как она узнала, что он потратил кучу денег, чтобы… купить МОЮ картину. Да-да, та самая анонимная покупка оказалась не с Альдерры, даже не из Счастливого, а из моего собственного дома. Этот “замечательный” человек подумал, что таким образом он поможет моей карьере. Классная идея, папа. При чем, он же не просто переложил свои деньги в мой карман — онлайн-галерее, через которую он купил мою картину, он заплатил 25% комиссии. Четверть денежек от крупной суммы улетело в трубу, чтобы поднять мне настроение.

И я понимаю, что это мелочь на фоне всего ада, но особенно бесит то, что этот человек еще и дал мне надежду на то, что у моей карьеры художника есть будущее. Я, как идиот, начал пыжиться, больше рисовать… А шанса не было! Не было никакой заинтересованности. Единственный мой шанс был на то, что отец опять выиграет в казино и снова решит меня порадовать. Тьфу!

Не знаю, что еще сказать… Ситуация сейчас дерьмовая. Денег нет, я сижу в деревне и каждый день слушаю ругань родителей. Я пытался их мирить, но смысла нет. Единственное, что радует — что в Счастливом меня ждет Роза, еду праздновать с ней день рождения. Как же хорошо, что она у меня есть.

Еще расстройство — всю долину вырубили к чертям, теперь тут нет прекрасного леса, только пни. Говорят, это давно планировалось, но я, видимо, упустил. Теперь тут отлично ловит связь и это отвратительно.

Жизнь в двадцать четыре года выглядит вот так. Или как там я писал. Дерьмо эта жизнь, вот что я вам скажу.

Запись седьмая

Позавчера мне исполнилось 25.

Мама разошлась с папой. Она сказала, что больше так не может, развелась и переехала. Звала меня с собой. Я отказался. С одной стороны, не брошу же я Розу. Да и отца жалко. Я навел справки, мне кажется, его можно вылечить, есть программы. Но он отказывается.

Чтобы хватило денег на переезд, мы продали дом. На удивление, в нашей деревне дома стоят немало, поэтому разделили полученное на три части. Мама на свою купила билет на Альдерру, полетела туда к своей тёте. Пока без плана, просто пожить, та её давно звала.

На мою часть мы купили с Розой крохотный дом. Разумеется, не в Счастливом, в деревне. Но наконец живем вместе и это прекрасно.

Что со своей частью сделал отец я не знаю и, пожалуй, не хочу знать. Живет сейчас со своей новой женщиной в её доме. Понятия не имею, что там между ними, но, кажется, в долг он брать перестал. Ну, помолимся богам, чтоб так оно и было.

Работы, к сожалению, так и не появилось. Чем живу? Огородом. Научился выращивать разное, хватает себя прокормить, даже иногда езжу в Счастливое что-то продать. Местные модники прутся с батата, приторговываю им. Даже водится немного денег. Думаю, куда их потратить с умом.

Единственное, что меня поддерживает в это время — это Роза. Я, чего скрывать, иногда плачу, она если слышит — идет обнять, успокоить. Как же мне повезло.

Вот опять еду в электричке, пишу в дневник. На месте бывшего леса теперь строят какую-то огромную чашку. Очень похожа на стадион. Я думал, что для футбольного клуба из Счастливого, но он какой-то слишком большой. Но масштаб поражает. Видимо, во мне говорит художник — люблю гигантские постройки, сразу хочется нарисовать.

Кстати про рисование, списывался с Вельсон, она тоже уехала. Ей на какой-то акции раздробили коленную чашечку. Теперь она инвалид и жить тут больше не может. А еще пару лет назад мы обсуждали, какое нас ждет светлое будущее. А вот оно как — она инвалид, я — продавец картошки.

Вот такая жизнь у меня двадцатипятилетнего. Видимо, я никогда не покину эту деревню.

Запись восьмая

Чуть больше четырех месяцев назад мне исполнилось 26.

Да, обычно я делаю записи на день рождения (или близко), но не в этот раз. На свое двадцатишестилетие мне было не до этого. А вчерашний день можно смело считать моим вторым днем рождения.

В прошлой записи я писал, что с отцом, кажется, все получше. Ни черта подобного. На какое-то время он затих, но потом он не то чтобы взялся за старое, он открыл абсолютно новый уровень безумия. Он начал воровать у меня из дома! Я сначала не верил, Роза меня пыталась убедить, я отнекивался.

На чем я его поймал? На том, что он упер у меня Limno 11, которую сам же подарил мне на совершеннолетие. Было бы смешно, если бы не так грустно — Бог дал, Бог взял, как говорится.

На этой почве у меня с Розой случился скандал. Я (ей богу, не знаю почему) принялся его защищать, оправдывать, обещать, что он вот-вот исправится. Роза взбесилась и поставила мне ультиматум — он или она. Я ей сказал, что такой тон разговора меня не устраивает и я не позволю ставить мне условия. Она уехала.

Я писал однажды, напишу снова… Какой я ИДИОТ! Почему в этой ситуации я выбрал чудовище, ворующее приставки, а не человека, который любил меня даже собирающего картошку. Сейчас ясно, что это были слова отчаяния, а я ей что-то про ультиматумы. Придурок я, других слов нет.

Но какое-то время я жил в полной уверенности, что сделал правильный выбор… До того момента, пока отец не попытался украсть у меня редиску. Опять же, если абстрагироваться от ужаса происходящего, безумно смешно. Я с возрастом даже полюбил эту горькую иронию судьбы — “проваливай из моего дома, любимая, мой отец скоро придет воровать редис”.

После того случая, на меня упал ужас осознания происходящего. Все близкие люди меня покинули, моя молодость почти прошла, а я пытаюсь спасти налетчика на огороды.

Это раньше я был утонченным городским художником, теперь я фермер без перспектив. Осознав ужас моего положения, я решил повеситься. Ну а какие еще варианты?

Меня спасло чудо — а именно местный старик, которого все зовут Гудрон. Прозвище такое он получил за свои черные зубы. Он пришел ко мне узнать, когда отец вернет деньги, которые тот взял в долг (он такой не один, у меня полдеревни интересуется папиными “кредитами”).

Входит Гудрон ко мне в дом, а я стою на табуретке и думаю, когда с нее спрыгнуть. Он (человеку семьдесят шесть, ходит медленно) в три прыжка ко мне подлетел, обхватил меня руками, ногами держит табуретку и кричит: “Не смей, сучёныш мелкий”.

Я еще подумал: “Это сколько мой отец ему должен, что он так против моей смерти?”, но потом, когда он уговорил меня спуститься, узнал, в чем дело.

Его младший брат повесился. Гудрон был ещё молодой, пришел с работы, а брат на крюке для боксерской груши повесился. Приехала скорая и один из медиков ляпнул: “Пришли бы вы на десять минут раньше, успели бы брата спасти”.

Поколотить бы врача, который сказал человеку такое, но Гудрон на всю жизнь запомнил эту фразу. Говорит, молился потом каждый день: “Боже, верни мне эти десять минут”.

В общем, всю ночь мы с Гудроном на кухне пили водку и плакали по очереди. Никогда не думал, что самая душевная беседа моей жизни будет с человеком в три раза старше.

Ближе к утру, когда Гудрон уходил домой, он меня обнял, заплакал, наверное, в сотый раз и сказал: “Я завтра к тебе приду и мы придумаем, как твои проблемы решить. Спасибо, что вернул мне десять минут”.

Такая история.

Сегодня я выспался и везу в город батат. Вечером пойду к Гудрону, будем думать, что делать с моей жизнью. В каком же я был отчаянии и как я благодарен этому чудесному мужику за спасение.

Вот так не закончился мой двадцать седьмой год жизни.

Запись девятая

Сегодня мне исполняется 27.

Встреча с Гудроном оказалась по-настоящему судьбоносной. И не только потому, что он спас мне жизнь. Он еще предложил мне устроиться работать на завод Федина. Я сначала отмахнулся от этого предложения, мол, старик никаких мест работы, кроме завода, не знает. Но не прав, как выяснилось, был я.

Пока я изображал из себя великого художника, в Счастливом развивался завод Федина. Начиная с того, что они выпускали просто лампочки, за пару лет они выросли до того, что производят кучу электроники, техники и еще миллион всего.

Забавно, но я всю жизнь думал, что Федин — какой-то человек из прошлого, в честь которого назвали завод. А вот и нет, он жив и здравствует, пусть уже и не молод. Более того, он возглавляет компанию и уделяет ей всё свое время. Даже в названии я ошибся — не “Завод им. Федина”, а просто “Завод Федина”.

Дальше ситуация развивалась, будто в кино — Гудрон, как выяснилось, был одним из первых работников завода и знал Федина лично. Друзьями они не были, но относились друг другу с уважением, периодически созванивались, поздравляли друг друга с праздниками. Гудрон, будучи человеком простым, взял и позвонил Федину. Беседу я наблюдал примерно так (имена изменены, потому что я их не запомнил):

— Алло, ВиталМихалыч... МихалВиталыч беспокоит… Да, электриком работал… Спасибо, тоже рад тебя слышать… Дела нормально… Я вот что звоню. Слушай, тебе не нужен на завод художник?.. Ну да, именно, что художник… Чем рисует? Да всем, елы-палы! Кистью там, карандашом, да всем, короче говоря. Местный самородок, закончил университет в Счастливом, но с работой не везет, галерею нашу закрыли, картошку продает, чтобы выжить… Ага, ну вот я подумал, что у тебя махина огромная, может, пригодится где?! Если нет, то нет… Ага… Ага… Ну все, добро… Понял, спасибо. И тебе не хворать… Если что, на связи.

Как выяснилось, Гудрон договорился мне на собеседование лично с Фединым на следующий день.

Я приехал к нему, он оказался человеком чрезвычайно деятельным, возможно, даже немного суетным. Он очевидно не знал, кем меня устроить, но почему-то загорелся идеей, что я художник. В результате он спросил меня сам: “Что ты можешь здесь сделать?”.

Я растерялся и не придумал ничего лучше, чем предложить нарисовать на фасаде одного из цехов мурал, рассказал историю про то, как защищал “Дружелюбный” в студенчестве.

Сам того не понимая, я поразил Федина в самое сердце. Ведь “Дружелюбный” напоминал о студенческих годах не только мне, но и ему. В мое время его закрасили, во времена Федина — его создали. Для него утраченный мурал стал огромной потерей и я, коснувшись этой темы, будто напомнил о вселенской несправедливости, которую он давно хотел исправить.

После короткого обсуждения, мы пришли к выводу, что перерисовывать мурал будет неправильно — это словно воровство, да и эпоха уже не та. Поэтому мы придумали, вдохновившись первоисточником, создать новую версию и назвать её “Еще дружелюбней”.

И вот, спустя почти восемь месяцев моя жизнь преобразилась колоссально. Мурал готов, Федин в восторге, я — штатный художник на заводе, а неожиданное сочетание искусства, промышленности и истории привлекает внимание людей. На наш мурал приезжали смотреть какие-то богатеи с Альдерры. Кто бы мог подумать, что мой художественный талант все-таки привлечет людей с другой планеты в наш небольшой город?!

С отцом я перестал общаться, пускать к себе тоже. Он куда-то пропал из деревни.

С мамой переписываюсь, она за меня рада.

Со мной списалась Вельсон, услышала про мурал, сказала, что эта новость довела её до слез, потому что она чувствует, что справедливость восстановлена.

Но есть новости и тревожные. В той чашке, про которую я писал пару лет назад, стройка все идет и идет.

Мы все гадали — что это такое. Были слухи про стадион, потом был разговор, что это “многофункциональный спортивный центр”.

Недавно в центре этой громадной чашки поставили башню. Работяги сразу предположили, что это завод. Ну, один из государственных. Фединские мужики говорят, что по материалу чашки могут предположить, что это связано со сбором солярисной плазмы. Мне пытались объяснить, что это, но я так и не понял. То ли какое-то новое слово в энергетике, то ли просто ресурс архиважный.

Но если они и правда здесь строят этот завод, то дело будет плохо. Испортят нам всю экологию. И так тут вырубили прекрасный лес, а сейчас изгадят вообще каждый сантиметр.

И последнее — звонил Розе. Сказала, что нашла себе парня. Безумно больно, но я рад за нее. Пусть будет счастлива.

Запись десятая

Сегодня мне исполняется 28.

Это кошмар. Всплыла информация, что это не простой завод. Этот проект курирует непосредственно Комитет Безопасности. Это может значить только одно — на людей здесь всем будет абсолютно плевать. Захотят — выселят нас, захотят, выгонят из своих домов и заселят сюда своих полисменов-дуболомов или даже внутренние войска.

Это так удивительно, Счастливое — небольшой город. Всем всегда было на него плевать. И вот последние годы к нам беспрецедентное внимание. Закрывали галереи, ломали ноги и жизни активистам. Казалось, зачем?

А вот он и ответ — у них тут новое гнездышко. Говорили, что сюда летают генералы из столицы — я не верил. А, видимо, правда. Тут теперь будет новый форпост безопасности (или как на их языке это называется). Для обычного человека их жаргон переводится: “Тебе здесь не место, червяк, тут решаются планетарные вопросы”. Я их методы со студенчества знаю, не будет ничего хорошего, нашими правами опять подотрутся.

Федин очень переживает по этому поводу. Он не любит всех этих “государственных холуев”, как он их называет. Ходят слухи, что к нам даже на завод устроились агенты Комитета Безопасности и что-то вынюхивают. Федин много повидал, но говорит, что давление колоссальное, даже ему страшно.

Издательство “Universal Art”, тем временем, наградила меня премией за самый смелый арт проект в массовом производстве. Мы с командой сделали очень крутой дизайн упаковок для всей продукции нашего завода. Восемнадцатилетний я расплавился бы от радости и важности. Одна из самых престижных творческих премий — и она моя.

Но десять лет спустя, мне плевать. Моя зарплата позволяет мне завтра же улететь на Альдерру. Я легко могу купить квартиру в Счастливом и, вероятно, даже в столице с её сумасшедшими ценами. Но я никуда не хочу уезжать из своей деревни, я забочусь о дружище Гудроне, завод Федина — мой дом. И сейчас всё это под угрозой.

Как же я мечтаю о том, чтобы все это закончилось: постройку эту чертовой чашки заморозили, Комитет Безопасности свалил отсюда, прихватив своих дуболомов. Я потерял столько лет, теперь моя жизнь наконец-то что-то представляет из себя, но обстоятельства сильнее меня.

Вот такая жизнь у меня двадцативосьмилетнего. Такая, наполненная тревогой.

Запись одиннадцатая

Где-то месяц назад мне исполнилось 29.

Опять забыл написать в сам день… Сегодня мама звонила и вот я вспомнил про мой дневничок.

Я перечитал дневник весь. Смешно и трогательно… Первые годы он состоял исключительно из критики меня прошлогоднего. Пожалуй, продолжу эту традицию.

Какой же я был идиот в прошлом году! И не только я! Я живу в деревне дураков, а Счастливое — город олухов. Как мы могли не замечать очевидного?

“Комитет безопасности строит завод” — это звучит тупо сегодня и звучало глупо тогда, просто мы этого не понимали.

Комитет безопасности не строит заводы, дурни, Комитет Безопасности строит оружие!

И мы были слепы, ведь не осознавали простых вещей.

Я посмотрел в дневнике — мне было 24, когда тут все вырубили. Потом началась стройка. Это и был план с самого начала. Стадион, завод… Боже… Видимо, нам надо было дождаться полного завершения проекта, чтобы понять.

То, что мы называли чашкой — просто резервуар для солярисной плазмы. Там она будет нагреваться до нужной температуры.

То, что мы называли башней — дуло, по которому пройдет плазма и направится прямиком к цели. А цель? Цель — Альдерра. Месть за то, что они живут лучше, чем мы.

Там, где живут родственники тех, кто уехал с нашей планеты. Там, где живет моя мама и её тетя.

Только сейчас понял… Когда они закрасили “Дружелюбного”, мне был что-то около 21-го. А чему посвящен “Дружелюбный”? Правильно, дружбе народов нашей планеты и Альдерры. Кому-то из Комитета Безопасности не понравилась картиночка на стенке и они её закрасили. Вот так, спустя восемь лет моя глупая голова разгадала этот секрет.

Какие новости есть еще, помимо гребанной пушки в моей любимой долине?!

Федин находится под следствием. На его заводе, якобы, работали альдеррские шпионы, а он их прикрывал. Какой же бред. Человек родился в этом городе, еще при другой власти, был патриотом всю жизнь, а под конец выяснилось, что он предатель. Охотно верю.

Завод под временным руководством, которое, якобы, организовано в интересах Федина, чтобы предприятие не захватили рейдеры, пока суд разбирается виновен он или нет. Схема гениальная — рейдерский захват под видом защиты от рейдерского захвата.

Уволился оттуда месяц назад, как только это было объявлено. Ходили протестовать с заводчанами… Получил по голове, весь в синяках вернулся домой. Вспомнил молодость, так сказать.

Ездил к Федину в тюрьму. Ему разрешили в камере повесить плакат. Он попросил меня нарисовать… завод. Ну я нарисовал, отвез ему. Он расплакался, как ребенок.

Роза с мужем эмигрировала. Звала меня к ним. Так мило — очевидно уже меня не любит, но все еще переживает, как о несмышленом друге, который не в состоянии принять решение самостоятельно. Но я пока никуда не собираюсь. Может, Федину какая помощь нужна будет, может, все еще обойдется.

Как бы хотелось, чтобы все это было просто очередным этапом запугивания, очередным “маневром по созданию безопасности”. Хочется верить, что все так. Но надежды тают с каждым днем.

Но ничего, Гудрон не для того спас меня от прыжка с табуретки, чтобы я снова расклеился. Пока есть возможность — надо побарахтаться.

Забавно, но только сейчас я понял замысел мамы. Дело не в записи своих мыслей, дело в сохранении воспоминаний о временах, которые были проще, беззаботнее, счастливее. Где мои восемнадцать лет и моя приставка?!

Ушли… А приставка украдена.

Вот такая жизнь у меня двадцатидевятилетнего. Была тревога, стал ужас.

Запись последняя

Сегодня мне исполнилось тридцать лет.

Мне очень хотелось написать сюда раньше. Писать каждый день. Но коли уж я выбрал себе такой формат, надо его придерживаться. Должны же хоть где-то соблюдаться правила, верно?

Меньше месяца назад Комитет Безопасности нанес “предупредительный удар” по Альдерре. Выстрел раскаленной солярисной плазмы прошел по лучу наведения и уничтожил какой-то случайный поселок. Людей, строения, все живое и неживое смыло потоком раскаленной материи. В месте удара никто, разумеется, не выжил. Мама и Вельсон пишут мне в ужасе и не знают, что им делать… Думаю о том, как их эвакуировать.

В официальной версии, конечно, упорно отрицается, что удар был нанесен по посёлку, утверждается, что поток плазмы пришелся по пустырю, на котором не было ни единой живой души. Хорошо… Я не был там, не видел — не знаю.

Порассуждаем… Готов ли я поверить тем, кто ломал моим преподавателям колени, бил меня на мирных демонстрациях, закрывал мою галерею? Или, может, я не вижу состояние дорог в Счастливом? Не знаю размер пенсии Гудрона?

Каким грёбанным образом я должен верить тем, кто врал мне последние десять лет? Мол, систематически лгут, а тут, вдруг, решили рассказать правду в такой критический момент???

В этом дневнике я ни разу не матерился (и утаивал некоторые интимно-стыдные подробности своей молодости) потому что был уверен, что этот дневник достанется моим детям.

Каким детям?! Не будет у меня никаких детей! Я не готов нести в этот мир жизнь, когда вокруг только смерть. Я даже не уверен за себя, что доживу до старости. Но это не так уж и важно. Я удивлен, что дотянул и до этого возраста.

Ну, а если меня не будут читать дети, то я могу продолжить в привычном для себя тоне.

Они правда ёбнули по жилому посёлку. Просто пизданули и разнесли в труху. Я, признаюсь себе честно, стал немного графоманствовать в дневнике с возрастом. Выбирал выражения, немного добавлял пафоса, приукрашивал действительность (только чуть-чуть, обстоятельства моей жизни и правда были удивительными). Думал, получится интересный литературный документ. Эдакая печать эпохи, времени.

Хуемени. Эпоха закончилась. Моя жизнь сейчас представляет собой пылинку, которую несет невесть куда, власти у меня никакой нет, как и будущего…

Кстати, про будущее. Из названия “предупреждающий удар” понятно, что за ним последует, вероятно, еще один. А может после — еще один. Кто знает, я не буду ничего предсказывать. Сейчас я готов только бежать, пытаясь, попутно, спасти тех, кто мне дорог.

Ах, вот еще что. Забыл рассказать про пикантную деталь солярисной пушки. На том конце, она, понятное дело, стирает все живое. Но и о своих людях Комитет Безопасности не забыл. После удара возле чаши образуется то ли химическое, то ли радиационное облако. О котором знало командование, знали военные, а жителей никто не предупредил. Оно зависло в воздухе. Видимо, в Комитете Безопасности подумали: “Ну висит и висит, какая проблема?”.

Но неожиданно, через пару недель, это облачко опустилось на мою родную деревню. Результат? Кто-то помер сразу — остановка сердца, коллапс дыхательной системы. Самые везучие имеют поврежденные легкие, не могут дышать.

Потрясающая деталь — жителей деревни просто отключили на неделю от всех коммуникаций. Ни связи, ни электрички.

Видимо, надеялись, что они там перемрут. Но погибли не все. Потом, спасибо, слуги народа, разрешили эвакуацию… Но на ногах. В результате люди с поврежденными органами, вынуждены были пешком идти через долину. Я совру, если скажу, что дошла хотя бы половина тех, кто покинул деревню. Когда первые эвакуированные добрались, я узнал у них — какова судьба Гудрона?

Старый сучёныш не просто не помер, он выжил и даже отказался эвакуироваться под предлогом, что это его земля и он здесь умрет. Что, конечно, глупость. Видимо, боялся, что не дойдет…

Поэтому сегодня, в мой день рождения, который начался два часа назад, я вооружился старым, проверенным оружием и пошел к военным требовать эвакуации.

Они не посмели отказать.

Это оружие не дает осечек в наших широтах. Оружие это — взятка. Я заплатил военным круглую сумму, отдал железнодорожникам огромные деньги и этой ночью, с выключенными огнями, электричка дошла до моей деревни. Там я обошел дома, собрал Гудрона и прочих “героев”, которые не хотели уезжать, чуть ли не пинками загнал их в электричку и отправился в последнюю поездку по пути моя деревня — Счастливое.

Эти строки я пишу, когда рядом со мной сидят девять тяжело дышащих человек, в том числе Гудрон, который причитает, что зря я потратил столько денег на спасение каких-то “старых пердунов”.

Я с ним не согласен. Это лучший подарок мне на день рождения. Почти как приставка Limno 11.