Некий человек очнулся. Открыл глаза, а над ним безоблачное небо и яркое, жаркое солнце. Человек поднялся, помассировал глазницы, обожженные солнцем, посмотрел вперед и понял, что он в пустыне. Бесконечный простор и только светлый горизонт, сплавленный с голубым небом.

По телу пробежала легкая дрожь: “Пустыня — это место, в котором не выжить. Место суровое, место безжизненное. Скорее всего, это конец”.

Но не успела паника охватить человека полностью, он повернул голову и увидел, что за его спиной, буквально в ста метрах, находятся очевидные признаки цивилизации — за сетчатым забором стояли крупные, сложного вида коробки. Массивная конструкция явно свидетельствовала о том, что где-то здесь обитают разумные создания.

Человек нырнул в глубины сознания, чтобы найти в своей голове какие-то знания о том, что это на самом деле такое, но не обнаружил ничего. Единственный вывод, который ему удалось сделать, что это как-то связано с электричеством. Это подтверждали провода, которые, опираясь на столбы, устремлялись вдаль.

Некий человек встал и неуверенным шагом двинулся в сторону забора. Неуверенным не потому, что не знал, стоит ли идти к ним — идти было некуда; неуверенным, потому что тело совсем не слушалось его, ныло, отказывалось ему подчиняться. После каждого движения его потряхивало изнутри.

С трудом он дошел до забора. Вход внутрь был закрыт на цепь, на которой висел солидного вида замок. Из-за забора доносился равномерный гул — структура работала.

Дискуссия гудела в голове, формируя план: “Если эта махина работает, то это кому-то нужно. Значит, если её сломать, то кто-то приедет её чинить. Так я смогу встретить людей и попросить у них помощи. Хорошо… Подожди! А если это их разозлит? Конечно разозлит. Но это лучше, чем идти пешком неизвестно сколько. Возможно, я умру раньше, чем кого-то встречу. Получается, надо что-то сломать. Значит, надо лезть через забор”.

Человек взялся за сетку пальцами и осознал одновременно две вещи: во-первых, его хватка была слаба и вряд ли удержит его долго; во-вторых, у него явно не было другого выбора, стоит помедлить — и сил не останется вообще.

Еле-еле он поднял ногу, уперся ей в сетку и попытался оттолкнуться. Не успев закончить движение, он услышал голос, который уверенно, но с легкой озабоченностью, сказал:

— Братишка, я бы не стал…

Пальцы отпустили сетку, человек судорожно замотал головой. По телу пробежала легкая радость: “Тут есть люди! И они говорят на моем языке”.

— Я не вижу вас! Кто здесь? — начал человек уверенно, но тут же в голосе прорезались нотки мольбы. — Помогите мне!

— Ух, ну ты и в напряге… Тяжело тебе, наверное. Я здесь. Человек перевел взгляд налево и увидел верблюда, который стоял неподалеку. Давно он здесь стоит? Это обычный верблюд? И самое главное — это он со мной разговаривает?

— Да, да. Говорящий верблюд, — уверенно ответило животное, нагнулось к земле и щипнуло хилый кустик чего-то сухого, растущего из земли…

— Я… Я никогда не видел говорящих верблюдов…

— О, тут удивительные места. Не такое еще увидишь. Кто-то говорил, что тут вообще жить невозможно — и ничего, живут люди. И верблюды. И птицы. И чертовы скорпионы. Ух, как я ненавижу скорпионов!

— Люди, как я? — с надеждой спросил человек.

— Не, не такие как ты. Ты — видно неместный. Тут другой народ живет.

— Я — не местный… Да, пожалуй, ты прав… Я точно не отсюда. Но откуда я взялся? Кто я? — спросил человек и осознал магнитуду этого вопроса. Его снова затрясло, на этот раз — от собственной потерянности.

Все это время он двигался автоматически, как робот, исполняющий программу, но ни на секунду не задумался — кто он такой? Как его зовут? Как он здесь оказался?

От этих вопросов ему почему-то стало даже смешно. Как он мог все это время не замечать внутри своей головы, что он не знает о себе ничего?

— Интересные у тебя вопросы, дружище. И ответов на них я не знаю… — верблюд немного пожевал что-то и плюнул на землю. — Но я могу кое-что предположить. Давай по порядку. Вчера у нас тут упал метеорит. Дело обычное, бывает. Но знаешь, что меня в нем удивило? Его форма. Слишком он… ровный был. Я это сразу подметил. Это во-первых. Во-вторых, посмотри во что ты одет…

Человек, до этого совсем не обращавший внимания на себя, оглядел одежду. На нем был черный комбинезон с красными полосами по бокам. Костюм выглядел чистым, но не очень аккуратным. На плечах было место для нашивок, но оно пустовало. Единственная интересная деталь — на груди был вышит номер 999.

— Так вот, — продолжил верблюд, — я бы сказал, что на тебе не просто одежда, это форма. Соединим эти два факта и придем к выводу — ты член экипажа какого-то корабля, ты свинтил оттуда на спасательной капсуле и приземлился к нам сюда.

— Ты так уверенно об этом говоришь… У вас здесь часто происходит подобное?

— Не часто, но бывает, да. И местные приземляются на своих кораблях, и всякие инопланетные чудики падают не пойми почему. С тех пор, как люди стали жить в космосе, у нас тут движение активизировалось. Где-то я слышал, что по всей нашей Бескрайней галактике так.

— Но если я упал, то где корабль, на котором я прилетел?

— Ух, — поднял брови верблюд, — это ты меня спрашиваешь?! Я-то откуда знаю, я — верблюд! А ты сам не помнишь, дружище? Вдохни-выдохни, постарайся подумать хорошенько…

— Нет, я не помню… ничего. Ни на чем я прилетел, ни откуда я…

— Братишка, — медленно протянул верблюд, — да тебе же память отшибло! Видимо, при приземлении ты головой жахнулся. А то я думаю — чего у тебя такая физиономия лица потерянная… Теперь-то понятно — ты после удара куда-то попёр, как это говорится, в состоянии эффектов, да так и дошел сюда. Так что, скажу я тебе, корабль мы твой вряд ли найдем.

— Да, пожалуй, что так, — сказал человек, — звучит разумно. Попробую с другой стороны — кто ты? Где мы находимся? Что это за место?

— Я — верблюд, не видишь что ли?! — спросило животное и издало странный звук, который, видимо, означал смех.

— У тебя есть имя?

— Да зачем мне имя? — животное засмеялось еще пуще. — Я верблюд! Нет у меня ни имени, ни профессии, куда хочу — туда иду, еда под ногами, весь мир — мой дом.

— Что это за место? Как называется эта планета? Страна?

— Это место — мой дом. А названий я никаких не знаю. Говорю тебе — я верблюд, братишка, зачем мне этим голову забивать?! Да и у тебя же память отшибло, будто пара названий тебе поможет…

— Я думал, вдруг всплывут какие-то воспоминания… Но ты говоришь на моем языке, — сказал человек и внимательно посмотрел на верблюда, — может ты хотя бы знаешь его название?

— Твой язык?! Ты глупый что ли, — добродушно сказал верблюд, — язык он общий! Ни твой, ни мой, никому не принадлежит.

— Да, пожалуй, ты прав, прости. Я просто пытаюсь вспомнить…

— А что до языка, то это не единственный, который я знаю. Вот, например… После этого верблюд что-то сказал, но человек не распознал ни слова.

— Или еще другой…

Верблюд бодро проговорил что-то, но человек снова ничего не понял.

— Нет, ни один из этих языков не знаю, — грустно сказал человек.

— Я знаю три человеческих языка, ты — один. И кто из нас верблюд? — животное снова заскрипело своим странным смехом.

Человек не оценил шутку и, держась за голову, продолжил причитать: “Ничего не помню… Откуда? Хоть чуть-чуть… Эта форма”.

Верблюд какое-то то время смотрел на своего собеседника, а потом вытянул в его сторону шею и легонько боднул его сбоку.

— Ты чего? — спросил человек.

— На тебя грустно смотреть. Ты какой-то потерянный! И явно не соображаешь нормально. Если дать твоим мыслям еще покипеть, у тебя котелок взорвется, дружище. Хватит думать, надо что-то делать.

— Ах, да, — лицо человека чуть оживилось. — Я как раз хотел перелезть через забор, чтобы что-то сломать …

— Это еще зачем? — верблюд удивленно поднял брови.

— Я думал, что если сломать что-нибудь, то люди приедут это чинить…

— Твой план, — верблюд резко замотал головой и громко фыркнул, — никуда не годится. Прежде чем ты успеешь что-то сломать, тебя убьет током! Ты бы еще додумался на эти штуковины пописать!

Верблюд засмеялся, а потом улыбка резко слетела с его морды:

— Что я несу?! Вдруг ты даже такие вещи забыл… Если что — это не совет, я так шучу! Писать на электричество не надо! Вот тебе первый урок в твоей новой жизни — вода и электричество друг другу не друзья! И человек электричеству не друг, так что трогать его не стоит… Если так задуматься, есть ли вообще у электричества друзья?!

— Но, — начал человек.

— Никаких “но”! Ты думаешь, на кой черт здесь забор? Охранять что-то?! Да это же пустыня! Можно приехать сюда, украсть все до последнего шурупа, уехать, а смотрящий приедет только через три дня. Электричество — не шутка! Забор здесь, чтобы глупые верблюды случайно сюда не зашли и не убились. Но, видимо, тут есть существа поглупее верблюдов!

Мысленно человек согласился с доводами и снова поник.

— Ну вот опять на тебе лица нет! Заканчивай! Мы тут такое не любим… Ладно, если у тебя голова не работает, то я подумаю за тебя. Кхм… Так, так…

Человек с надеждой посмотрел на верблюда и понял абсурдность своей ситуации — он настолько слаб, что вынужден полагаться на помощь животного.

— О, придумал! Смотри… — начал бодро верблюд, но тут же осекся, — а как мне тебя называть?

— Я же говорю, — неловко ответил человек, — сам не помню…

— Да и я про тебя ничего не знаю. Ты высокий, но “дылдой” тебя как-то недружелюбно называть. “Конопатый” тоже подходит, но звучит некрасиво… О, придумал, у тебя же все написано, — верблюд ткнул носом в нашитый номер. — Будешь Девятьсот Девяносто Девятый. Хотя не, так долго… Просто Девятый. Как тебе?

— Определенно лучше, чем “Дылда”, — растерянно согласился человек.

— Да ладно, отлично звучит! Девятый! Красиво, многозначно, уверенно. Так вот, Девятый, раскидаю тебе варианты. Их, получается, два. Ты упал к нам с неба, выглядишь плохо, башка не варит. Тебе определенно нужна помощь. А я, как ты понимаешь, верблюд и в лечебной медицине не силен. Могу только плюнуть и растереть!

После этих слов животное громко рассмеялось, но как только увидело потерянное лицо Девятого, выдохнуло и продолжило без улыбки:

— В психиатрии тоже не секу, а с башней у тебя явно плохо — ничего не помнишь, все про себя забыл. Что мы можем сделать? Первое — я тебя отведу к местным. Они люди добрые, хорошие, отзывчивые. Помогут, кров над головой дадут, накормят вкусно. Будешь в безопасности на какое-то время. Сможешь прийти в себя. Вдруг что-то в голове само всплывет.

— Звучит отлично. Далеко идти?

— Меньше дня, в сторону моря.

— Ого, тут есть море? — удивился Девятый.

— Да, очень красивое, тебе понравится. Смотришь на него — и так спокойно на душе становится, — сказал верблюд.

— А какой второй вариант?

— Второй вариант — дело сомнительное, сразу предупрежу. В глубине пустыни живет интересный персонаж, мой братишка, многие его знают. Имен у него несколько. Кто-то зовет его “Библиотекарем”, кто-то — “Хранителем”, те, кто попроще, зовут просто “Серый”. Но я ему сам прозвище придумал — Умник. Ну потому что он реально умный! Он не обижается. У нас с ним, как бы сказать… Сотрудничество. Видишь сумки у меня на спине? Я для него иногда таскаю вещи по пустыне. Он мне туда что-то кладет, говорит куда нести — и я несу, он меня за это едой угощает и выручает в разных ситуациях. Один раз меня скорпион гадкий покусал, он меня лечил. Получается, этот Умник мне и работу дает, и помогает по-дружески. Нормальный мужик.

— Он может мне как-то помочь?

— Да, — уверенно ответил верблюд. — Но я тебе сразу предупрежу — он немного странный. У него в гостях не очень комфортно, да и он тебе особо сочувствовать не будет. Он мужик конкретный — пришел к нему с проблемой, он её решает без всяких соплей. Поэтому если есть вопросы — он найдет ответы. Скажу больше, он тебе столько знаний насыпет, голова кругом пойдет. Уйдешь умнее, чем пришел.

— Это то, что мне и нужно сейчас. Звучит даже подозрительно хорошо… Почему ты как уверен в его способностях?

— А где, ты думаешь, я научился разговаривать?! — сказал верблюд и оскалил зубы в неловкой улыбке. — Умник меня всему научил. Точнее, он объяснил мне, что я знаю человеческую речь, мне ее только надо достать. Ну, из моего… Как оно называется? Мозгового подсознания, во! Прикинь, он мне по-верблюжьи объяснил, как это сделать. Я сначала подумал: “Что за бред?”, а потом поймал себя на том, что я по-человечески начал думать! При чем знаю сразу три языка, которые у нас здесь в ходу. Я в тот день столько понял, что у меня еще три дня горбы тряслись от волнения!

— Нельзя сначала сходить к людям, а потом пойти к Умнику?

— Не получится, — сказал верблюд равнодушно. — Ты пока поспишь, поешь, что мне там делать? Ждать тебя? У меня свои дела есть.

— А люди не смогут отвести меня к Умнику?

— Нет, люди про Умника не знают. Он их избегает, боится. Общается только с животными. И я его понимаю — я тоже при людях стараюсь лишний раз не болтать.

Девятый закрыл глаза и задумался. Верблюд нагнулся, ущипнул сухой куст, пожевал, а потом неожиданно чутко сказал:

— Но чтобы ты не думал, братишка, я на тебя не хочу давить, правда. Если хочется поскорее нормально поесть и поспать — пойдем к людям. К Умнику идти совсем необязательно. Кто знает, что там в твоем прошлом? Может, оно и лучше, что ты про это дело забыл. В общем, решай сам, только ты знаешь, что тебе нужно…

Последние слова по-особому отозвались в голове Девятого. Он пошатнулся, его дыхание перехватило. Дневной свет сначала стал тусклым, а потом погас. Но, что любопытно, оказавшись в темноте, сознание не растворилось, наоборот, оно будто заработало иначе и вместо беспамятства Девятый почувствовал, что к нему возвращается воспоминание.

Вот он, сидит в удобном кресле в небольшом пространстве, которое он мгновенно узнал, как спасательную капсулу корабля. Он пристегивается ремнями безопасности, но еще не планирует стартовать. Дверь в капсулу открыта, он кого-то ждет.

Проходит какое-то время. Из глубины отсека появляется человек в свободных одеждах, уверенно идет в сторону Девятого. Вглядевшись внимательно, становится понятно, что у человека нет лица. Точнее, оно есть, но оно смазанное, на нем не различить черт.

Девятый испытывает трепет перед человеком, который подходит к нему. В нем чувствуется власть, огромная важность, и, как бы странно это не звучало, связанность судеб, точнее, это мгновение чувствуется, как поворотный момент всей жизни.

Человек подходит, открывает рот и начинает говорить разными голосами: то мужскими, то женскими; то взрослыми, то детскими; то спокойными, то надрывными:

— Беги. Останься. Ты в опасности. Ни о чем не беспокойся. Все хорошо. Все будет хорошо. Все станет только лучше. Все же было хорошо. Ты прав. Ты ошибаешься. Будь ты проклят. Будь здоров. Это трусость. Это смелое решение. Это навсегда. Это ненадолго. Это только начало. Это конец света.

Человек со смазанным лицом замолчал. В пространстве спасательной капсулы повисла тишина. Девятому стало дурно от этой паузы, его начало тошнить, ощущение неопределенности доставляло ему колоссальную боль. Неизвестный человек нагнулся к нему близко. Неожиданно его лицо перестало быть смазанным, оно прояснилось и Девятый увидел… Самого себя.

Девятый опешил — это он сам? Его брат близнец? Двойник? Он сам из прошлого?

Его копия улыбнулась и спокойно сказала:

— Ты знаешь, что тебе надо делать. Ты всегда это знал.

Он подмигнул ему, отошел в сторону, дернул какой-то рычаг, дверь капсулы закрылась. Зазвучал отсчет. Через десять секунд Девятый почувствовал, как летательный аппарат набирает скорость.

Воспоминание погасло и Девятый снова очнулся в пустыне.

— Ничего себе, братишка, тебя вынесло, — удивленно сказал верблюд, — я думал, всё, царство небесное, отъехал ты… Твоя тушка так внезапно обмякла и на землю упала, мне показалось, что приступ какой. А ты живой.

— Ага, живой, — Девятый попытался подняться, — кажется, я потерял сознание… То ли от жары, то ли от слабости. Но я кое-что вспомнил… Ты прав, я прилетел сюда на спасательной капсуле. Меня будто кто-то отправил. Кажется, у меня даже есть какая-то миссия. И я должен её знать… Но я ничего не помню.

— Миссия, — задумчиво сказал верблюд, — звучит важно! Ты что, герой какой-то?!

— Сомневаюсь… Но мне точно нужны ответы. Я должен вспомнить всё. Так что если твой Умник может знать хоть что-то, веди меня к нему. Верблюд замотал головой вверх-вниз.

— Серьезный у тебя настрой, братишка. Ответы у него, думаю, есть. Если они тебе нужны, значит, достанем. Ну, пойдем, путь неблизкий, идти долго.

Верблюд расслабленной походкой пошел прочь. Девятый встал, отряхнул свой черный комбинезон и последовал за ним. Да, в его теле все еще не было сил, но странное воспоминание взбодрило его, пробудило любопытство и придало сил. Боль еще гудела в теле при каждом шаге, но медленно отступала.

Верблюд шел вальяжно, будто покачиваясь из стороны в сторону при каждом шаге. Девятый спохватился:

— Мы придумали имя мне… Теперь твоя очередь. Как мне тебя называть?

— Хм, справедливо. Мое имя, мое имя… Хорошо… — верблюд нахмурил брови, а потом радостно улыбнулся. — О, придумал. У нас тут некоторые говорят: “У верблюда два горба, потому что жизнь борьба”.

— Не понимаю, — сказал Девятый.

— Ага! — радостно ответил верблюд. — Сам эту фразу не понимаю, но звучит складно. Вот такое у меня и будет имя.

— Какое? — не понял Девятый.

— Ты не понял? Если жизнь борьба? Ну, значит, Борис! — сказал верблюд и оскалил зубы. — Э, делаешь такое лицо, будто каламбуров не слышал! — с шуточной обидой в голосе сказал верблюд.

— Прости, голова еще плохо соображает. Ну, Борис, так Борис. Какое-то время они прошли молча. Девятый смотрел под ноги, пытаясь сконцентрироваться на мыслях и вспомнить хоть что-то. Борис весело мотал головой по сторонам и любовался природой.

— У меня совсем нет сил, — сказал Девятый тихо. — Ты же верблюд, можно я на тебе верхом поеду?

— Никакого верблюда не знаю, я — Борис, — сказало животное и замотало головой, — а если серьезно то нет, у меня спина больная… Вот вы, конечно, люди — меркантильные создания! Вам лишь бы кому-то на горб сесть, да? — Борис снова пихнул шеей собеседника и громко засмеялся.

Девятый не выдержал и улыбнулся в ответ — слишком уж заразительным был смех верблюда.